Владимир Аринин
Цветок в космосе
Часть первая
Странная связь
«Цветок в космосе», — написал я и отложил ручку. Мне представились безграничные, величественные и страшные пространства космоса, его черные бездны, бесчисленные звезды, туманности, рои метеоров, леденящий холод и мрак, и где-то в нем — живой, трепетный, нежный и прекрасный цветок. Лепестки его в капельках росы и дышат, а вокруг мертвая, бездушная бесконечность… И стало мне отчего-то не по себе…
А потом мне вспомнилась недавняя встреча с ребятами, моими маленькими читателями. Они спросили меня, что я пишу сейчас, и я сказал: «Начинаю писать повесть-сказку под названием «Цветок в космосе». А одна девочка еще спросила меня, что нужно для того, чтобы писать сказки.
Я засмеялся и ответил так: «Чтобы писать сказки, нужно иметь совсем немногое, а именно — чистую бумагу, ручку и чернильницу». Почему чернильницу? Это можно пояснить…
Я люблю вечерами бродить по старым улицам нашего северного города, вглядываясь какой уже раз в его древние храмы, в его кремлевские стены, его старинные особняки. И вот однажды я вышел на берег реки, спустился к самой воде и неожиданно увидел в прибрежном песке чернильницу. На первый взгляд в ней не было ничего примечательного — вся в грязи и тине. Но я сразу догадался, что это — необыкновенная чернильница, попавшая в наше время из далекого прошлого. На боку у нее выдавлено изображение какой-то звезды, на дне можно рассмотреть очертания цветка. Наверное, она принадлежала поэту, который жил в городе много лет назад.
Мне представилось, что как-то вечером он пришел на берег, сел на камень, раскрыл тетрадь в кожаном переплете, обмакнул в чернильницу гусиное перо (тогда все писали гусиными перьями) и хотел написать свое новое стихотворение. Уже вечерело, в небе зажигались звезды…
Вдруг раздалось цоканье копыт, и на набережной остановилась карета. Из кареты вышла девушка в очень длинном розовом платье. В руках она держала несколько астр — красных, белых, лиловых, и сама была похожа на яркий цветок. Поэт смотрел на нее во все глаза. Но она, не обратив на него внимания, вошла в дом с колоннами и деревянным львом у крыльца.
Поэт, засмотревшись на девушку, уронил чернильницу в воду. Она утонула и много лет пролежала, зарывшись в ил. Но все же волны, наконец, выбросили ее на берег. А я нашел ее и принес домой.
Дома я вычистил чернильницу, налил в нее чернила и поставил на стол. А потом сел за стол и, макая в чернильницу ручку с металлическим пером, написал свою первую сказку. С тех пор, когда мне нужно что-нибудь сочинить, я обязательно пишу чернилами из этой чернильницы. Иначе у меня ничего не получится.
Теперь я часто пишу сказки — про обыкновенные дела и разные чудеса, для детей и для взрослых… И все это только потому, что у меня есть найденная на берегу чернильница.
Вот так я ответил ребятам на вопрос, что нужно для того, чтобы писать сказки. А сейчас чернильница перед моими глазами на столе, рядом с ней в вазочке несколько цветов — желтых и белых астр, и за раскрытым окном черное небо и мерцающие звезды. И почему-то мне стало казаться — есть какая-то связь между чернильницей, астрами на столе и мерцающими далекими светилами. Да, да, я абсолютно убежден, что между вещами, подчас такими различными, между предметами, иногда столь непохожими, существует связь, внешне незаметная, непостижимая. И что вроде бы есть общего между астрами на столе, звездами, бездонным космосом и старинной чернильницей? Какая сила может объединить их и как-то связать? Я этого не знал… Но знал — что-то существует и что-то странное и неожиданное должно произойти.
Я прошелся по дому, его двум комнатам. Половицы под ногами скрипели. Дом был деревянный, громоздкий, но уютный. Стоял он на городской окраине, на отшибе от других домов.
Рядом был огород, за огородом — река, за рекой — луг, за ним — небольшая деревенька, а дальше — темная стена леса.
Его хозяева, мои хорошие знакомые, уезжая в отпуск, попросили меня временно пожить в их доме, покараулить его, и я с удовольствием согласился.
Мне нравился этот молчаливый старый дом.
Поздними ночами я чувствовал, как сквозь стены дома проникает тишина спящих полей, реки, луга, дальнего леса… Это была особая, входящая в самую душу, успокаивающая тишина. Но мне хотелось сейчас нарушить ее, так как в ней чудилось неясное и тревожное ожидание.
В соседней комнате на столе громоздились приемник и радиопередатчик, лежали наушники и вся нехитрая аппаратура, что служит для приема и передачи радиограмм. Хозяин дома был заядлым радиолюбителем-коротковолновиком. Он и меня обучил обращению со своей радиоаппаратурой, хотя и не увлек этим занятием: к технике я как был, так и остался равнодушен. Но сейчас я включил приемник, нацепил на уши наушники, и тишина, заполнившая дом, мгновенно взорвалась шумом, треском электрических разрядов, сигналами, обрывками музыкальных мелодий, голосами дикторов. Гул огромного беспокойного мира ворвался в ночной покой старого деревянного дома. Я переключил приемник на частоты, принятые среди радиолюбителей, и почти сразу из хаоса и смешения различных звучаний в эфире услышал знакомый, заставивший вздрогнуть меня голос. Он был слабый-слабый, еле слышный, заглушенный другими звуками, но все же различимый.