В общем-то Басанти во многом была с ним согласна, но сам факт, что братец считает возможным читать ей нотации, бесил ее. У Рави явно завелась привязанность в Мансуре, и у Басанти были даже кое-какие подозрения насчет того, кто бы это мог быть. Мысль о том, что брат, которым она вертела всю жизнь, но которого очень любила, теперь принадлежит другой и настолько считается с ее мнением, что критически рассматривает поступки сестры, казалась ей невыносимой, и они ссорились с Рави каждый день.
Она так и не вручила ему браслет, который купила, хотя ей и очень хотелось сделать это, не дожидаясь праздника, просто затем, чтобы он знал, что, несмотря на все их ссоры, она любит его и дорожит его любовью. Но они всегда успевали поругаться, прежде чем она вытаскивала ракхи из шкатулки. Басанти даже стала носить браслет с собой, чтобы в случае короткого перемирия сразу же надеть брату на руку, но затишья стали настолько коротки, что ей так и не удалось сделать это.
«Конечно, — говорила себе Басанти, — характер у меня не слишком покладистый. Но я ведь стараюсь стать лучше? Или не стараюсь? Трудный вопрос».
Со свойственной ей решительностью она тут же уселась в свою коляску и отправилась в храм Шивы — просить его милости в отношении своего ужасного нрава. Шиве, конечно, было под силу и из нее сделать кроткую овечку, но заставить ее пять минут кряду думать об одном и том же не смог бы и он. А потому, когда она подъезжала к храму, Басанти уже забыла, за чем она именно сюда направлялась, и готовила Богу совсем другие просьбы.
Был сомавар — понедельник, день бога Шивы, и многие из деревни собирались сегодня в храм, но в это время суток мужчины работали в поле, а женщины еще не закончили с домашними делами. Басанти оказалась в храме одна.
Она коснулась рукой одного из висящих у входа колокольчиков, ответившего ей чистым звуком, и очутилась в святилище Шивы.
На высоком постаменте из серого камня застыла статуя бога. Шива восседал на расстеленной шкуре оленя, закрыв глаза и погрузившись в великое раздумье. Он, созидающий мыслью, источал мир и спокойствие.
Вокруг располагались фигурки, представляющие богиню Парвати — жену бога, его слоновоголового сына Ганешу и быка Нандина, неразлучного спутника Шивы, окаменевший взгляд удлиненных больших глаз которого навеки прикован к изображению Бога, а крутой горб на загривке и широко поставленные короткие рога символизируют силу животного, переносившего Шиву во все уголки Вселенной.
Басанти, коснувшись рукой статуи, склонилась в приветственном жесте, потом зашла в соседнее темное помещение, похожее на каменный мешок. Там, освещаемый одним лишь светильником, возвышался шивалингам, высеченный из мрамора. С потолка, под которым был подвешен специальный сосуд, на лингам капля за каплей падала вода, призванная охладить Шиву, которого до сих пор жжет проглоченный им в незапамятные времена яд.
Девушка подошла, прошептала короткую молитву, бросила к лингаму щепотку красного порошка и кусочек банана, и вернулась туда, где в окружении своего семейства размышлял о мироздании Бог.
Каждый шаг Басанти сопровождался перезвоном бубенчиков на ножных браслетах, и в тишине храма эти звуки показались девушке излишне вызывающими. Она встала подальше от Шивы и решила двигаться как можно меньше, чтобы не досаждать Богу своим легкомысленным звоном.
Однако Шива был невозмутим. Возможно, он и не ожидал от Басанти, да и от всех остальных рамгарцев ничего иного. Он давно уже привык, что с ним, как и со всеми остальными богами, жители деревни обращаются запросто, по-домашнему, доверительно делясь всеми своими делами и прося всего — даже того, что могли бы получить сами, если бы не поленились протянуть руку.
Теперь он, не поднимая каменных век, ждал, чего попросит у него эта ранняя посетительница, звеневшая, как ситара.
Басанти не стала томить его неизвестностью и после короткого вступления перешла к делу:
— О Боже, ничего на свете не скрыто от тебя. Ты все знаешь, ты все видишь. Поэтому я прошу тебя, о Всемогущий, назови мне имя моего будущего мужа.
Девушка подождала минуту, но Шива хранил молчание и не стал разжимать строгих уст ради устройства ее семейной жизни.
— Сегодня понедельник, и я пришла к тебе — как обычно, — осторожно намекнула Богу Басанти на свое похвальное постоянство.