Выбрать главу

  - Зажила.

  - Я тебе тот раз баралгин приносил, а мне никто не открыл...

  - Наверно, я тогда мусор выносила.

  - Ну, ладно, Олесь, пока.

  - Пока.

  Николай положил трубку и, сев за компьютерный столик, начал писать новую главу.

  Из второй спальни постоянно доносились стоны и вопли матери, мешавшие ему сосредоточиться. Вдобавок старушка через каждые три минуты пыталась встать с дивана. И поэтому, заслышав скрип пружин, Сиренин бросал свою работу и бежал к матери, опасаясь, что та снова свалится.

  И так продолжалось весь день. От сочетания творческой работы и суетливой беготни у Николая нестерпимо болела голова; казалось, что на неё надели раскалённый железный обруч, который всё сжимался и сжимался. Но, несмотря на это, Сиренину удалось создать две очередные главы.

  Вечером, когда пришла сестра, он сказал ей, что так вымотался, что не сможет сидеть с матерью ночью; не только сегодня, но и вообще. Однако сестра, как упрямая ослица, стояла на своём:

  - Нет, мы будем сидеть с мамой по очереди.

  - Да пойми ты, что в таком случае я с ума сойду.

  - А я не сойду?

  - Ты - нет.

  - Почему ты так думаешь?

  - Потому что ты отдыхаешь, а я - нет.

  - Где я отдыхаю?

  - На работе.

  - Там я работаю.

  - Смена занятий - есть отдых. А я всё время делаю одно и то же - присматриваю за мамой. Давай так: я буду сидеть с ней днём, а ты - ночью.

  - Ладно, сегодня и завтра посижу с ней я. А потом - ты.

  Николай понял, что говорить с Таней так же бесполезно, как с дверным косяком.

 

XLI

  Утром Сиренин встал рано, в половине шестого, чтобы до ухода сестры на работу успеть вынести мусор.

  Когда он допивал чай, на кухню зашла Таня.

  - Побудь с мамой. А я ей сейчас кашу приготовлю.

  Николай зашёл в туалет.

  И тут он услышал из-за двери голос сестры:

  - Руки и потом мог бы помыть.

  - А может, я здесь что-нибудь другое делаю. Что мне, в туалет зайти нельзя?

  - Ты из него не вылезаешь.

  - А ты сюда дорогу забыла. Руки моешь раз в неделю.

  - Выходи быстрей, чистюля. А то мама опять упадёт.

  Минут через пять Сиренин уже был во второй спальне.

  Мать лежала на диване с огромным синяком чуть ли не в поллица.

  - Доброе утро, мам! - сказал Николай.

  Старушка посмотрела на него непонимающими, тусклыми, как у рыбы, глазами.

  - У тебя что-нибудь болит? - спросил он.

  Этот вопрос ему пришлось задавать раз восемь, прежде чем его смысл дошёл до затуманенного сознания матери.

  Старушка указала пальцем на голову и живот.

  - Ничего, мам, я сейчас вызову врача. Он тебе поможет.

  И Сиренин поцеловал старушку.

  Это увидела сестра, пришедшая с бокалом манной каши. И противно хихикнула.

  «Не нравится ей, когда я целую маму», - промелькнуло в мозгу у Николая.

  Посадив мать, Таня опустилась на диван и принялась кормить её из ложечки.

  Сиренин усмехнулся.

  - Мам, смотри, какая добрая стала твоя дочь! Два года тебя не кормила, а сейчас кормит.

  Сестра в бешенстве поставила бокал на стол и вышла.

  Делать нечего, пришлось Николаю самому давать старушке пищу.

  Потом, когда он помыл посуду, Таня спросила:

  - Ну, так как, будешь сидеть ночью с мамой?

  - Я не могу.

  - Тогда я сейчас позвоню Вадиму.

  - Зачем?

  - Скоро узнаешь.

  И сестра сняла телефонную трубку.

  - Вадим, дядя Коля не хочет по ночам сидеть с бабушкой.

  Сиренин взорвался и крикнул:

  - Чего ты врёшь?! Я не говорил, что не хочу!

  - «Не могу», «не хочу» - какая разница?

  - Большая!

  - В общем, так, Вадим. Приходи сюда сегодня вечером, - сказала она в трубку. Затем опустила её.

  Таня ушла раньше обычного, так что Николай не успел вынести на свалку мешки с отбросами.

  Подойдя к телефону, Сиренин вызвал на дом участкового врача. Ему сообщили, что тот придёт после обеда.

  До его прихода Сиренин совсем замучился, разрываясь между матерью и работой над новой главой.

  Когда явился врач - большеглазая женщина лет пятидесяти, - Николай проводил его во вторую спальню.

  - Что у вас болит? - обратилась докторша к матери.

  - Оль, это ты? - посмотрела старушка на участкового.

  Большеглазая покачала головой.

  - Да, дела совсем плохи.

  - У неё болит голова и живот, - объяснил Сиренин.

  Осмотрев мать, докторша написала на бумажке названия лекарств, нужных матери, и вручила эту бумажку Николаю.

  - Ей теперь ничем не поможешь.

  - Из-за возраста?

  - Да. Может быть, её усыпить?

  - У нас эвтаназия запрещена.

  - Да, конечно.

  И большеглазая удалилась.

  «Это тебя надо усыпить», - подумал Сиренин про участкового.