Выбрать главу

  - Вадим звонит.

  Сиренин взял трубку и приложил её к уху.

  - Дядя Коль, прости меня, что я на тебя сегодня матом ругался, - услышал он голос племянника.

  -Ничего, бывает.

  - Я иногда не могу себя контролировать.

  - Я - тоже.

  - Значит, прощаешь?

  - Да.

  - Дядя Коль, а почему бы вам с мамой не разделить квартиру на две равные части?

  - Ты, наверно, как и мама, боишься, что я женюсь?

  - А ты действительно хочешь жениться?

  - Нет.

  - Ну и правильно. Пиши рассказы и романы. Так будет лучше.

  - Для кого?

  - Для всех.

  Николай положил трубку на рычаг и спросил у сестры:

  - Тань, сегодня моя очередь ночевать с мамой?

  - Твоя.

  - А ты вчера говорила, что сегодня сама будешь с ней сидеть. Передумала?

  - У меня - повышенное давление. Посиди ты.

  - Ладно.

  Во вторую спальню Сиренин зашёл в половине одиннадцатого. Сел в кресло и сомкнул веки. Вряд ли он заснёт в таком положении.

  Николай просидел два часа. В голове у него время от времени возникали всевозможные образы, в том числе и очень странные.

  Затем он внезапно почувствовал сильный голод.

  Сиренин зашёл на кухню, где съел кусок студня, большое румяное яблоко и выпил стакан чая.

  После этого опять уселся в кресло.

  Часы и минуты текли мучительно медленно. Казалось, что время вот-вот остановится.

  Мать немного покашляла, а потом затихла.

  Николай неожиданно ощутил сильную эрекцию. И в таком состоянии заснул.

  Ему снилось, что он идёт по тротуару, а навстречу ему, по дороге, движется белый куб, снабжённый колёсиками. На вершине этого многогранника сидит Олеся, одетая в мини-юбку. Ноги её раздвинуты, и Николай видит, что трусиков на ней нет. Белицкая замечает, что Сиренин смотрит на её лобок, волосы которого колышет слабый ветер, и очаровательно, соблазнительно улыбается.

 

XLII

  В восемь утра Николай, разбитый, продрогший, окружённый запахами мочи и кала, поднялся с кресла.

  Так как спал он , должно быть, не больше часа, его качало из стороны в сторону, когда он направлялся в зал.

  Там Сиренин увидел сестру.

  - Как прошла ночь? - спросила та. Её голос звучал глухо, словно из-под толщи воды.

  - Мама спала спокойно. А я почти не спал.

  Даже самого себя Николай слышал очень плохо.

  «Это - на нервной почве», - решил он.

  - Тебе надо выспаться, - посоветовала Таня.

  - Днём я не могу заснуть.

  - Ну, тогда просто полежи.

  - Нет, лучше я буду писать.

  И Сиренин, зайдя в свою комнату, начал работать над новой главой.

  Испещряя страницы неразборчивым почерком, он слышал голоса сестры и тёти Лизы, доносившиеся из коридора. Николай понял лишь несколько фраз и слов: «Опять закрылась», «Нужно ломать дверь», «МЧС», «милиция».

  Таня куда-то позвонила по телефону, и тётя Лиза удалилась.

  Закончив работу, Сиренин зашёл в туалет покурить.

  Тут снова явилась тётя Лиза.

  - Позовите Колю, - попросила она сестру.

  - Он - в туалете.

  - Передайте ему, чтобы он пришёл к Наташе.

  - Зачем?

  Тётя Лиза ответила, но Сиренин не расслышал.

  Раздался щелчок закрываемой двери.

  Потушив окурок в пепельнице, Николай вышел в коридор, где сестра передала ему просьбу приходившей бабульки.

  - Я не могу туда идти. У меня сил нет.

  - Как хочешь.

  Николай зашёл на кухню.

  И увидел на столе селёдку в целлофановом пакете. Сиренин положил её в морозилку.

  Поев, он хотел было выйти, как явилась Таня.

  - Где селёдка? - поинтересовалась она.

  - В морозилке.

  - Это ты её туда положил?

  - Я.

  - У тебя что, головы на плечах нет?

  - У меня есть, а вот насчёт тебя я сомневаюсь.

  - Закрой свой рот.

  - Сама закрой.

  - Что, хочется поговорить?

  - Век бы тебя не слышал.

  - А я - тебя.

  - Интересно, почему?

  - Потому что ты - дурак.

  - Ошибаешься. А вот у тебя точно - вакуум в голове.

  - Заткнись, скотина!

  И сестра, вытащив из морозилки виновницу ссоры - обезглавленную селёдку, - положила её на верхнюю полку холодильника.

  - Тань, если бы проводился конкурс на самую злую женщину, ты бы заняла первое место.

  - А если бы был конкурс на самого эгоистичного человека, то победил бы ты.

  - Нет, ты. Мой эгоизм виден с расстояния в один метр, а твой увидишь за километр.

  - Меня твои литературные выражения уже задолбали.

  От сестры исходила такая ненависть, что Николаю на секунду даже стало страшно.

  У евреев есть такой обычай - класть на могилу человека обыкновенный камень. Таня, наверное, не пожалела бы и бриллианта, лишь бы поскорее положить его на могилу Сиренина.

  Николай помыл руки и, выйдя на лестничную клетку, постучал в дверь тёти Наташи.