Выбрать главу

  - Через четыре дня.

  - В пятницу?

  - В субботу.

  - Это - через пять дней.

  - Сегодняшний день я не считаю.

  - Тогда я приду в субботу. Часов в восемь-девять.

  - Ладно.

  - Только будь в это время дома.

  - Буду.

  Сиренин положил трубку на рычаг.

  Олеся - наверное, единственный человек, перед которым Николай сможет излить своё горе. Сиренину станет легче, если Белицкая утешит его словами или собственным телом.

  Вечером явилась сестра - и начались новые придирки. Даже тогда, когда Николай массировал себе левую сторону груди, чтобы снять боль в сердце, Таня не замолкала.

  Сиренин подумал: «Она, наверно, и после моей смерти будет ко мне придираться. Начнёт долбить, что я не так лежу в гробу...»

 

XLV

  1 марта.

  Позавчера Николай сочинил одну главу, а вчера кое-что переписал во второй черновик. Он и сегодня хотел переписать несколько глав, но не смог это сделать, так как мать была совсем плоха.

  Утром он начал её расталкивать, чтобы покормить размельчённым на тёрке бананом. Однако мать не размыкала веки; продолжала лежать, тяжело и часто дыша.

  Сиренин положил ей ложкой в рот немного банановой массы, но та так и осталась лежать на языке. Тогда Николай убрал непроглоченную пищу и поднёс к губам старушки десертную ложку с водой. Мать втянула жидкость в рот и сделала глоток. Она выпила ложек пять. Немного ободрённый этим, Сиренин разбавил банановую кашицу водой. Старушка чуть-чуть поела. Затем Николай дал ей выпить истолчённые в порошок таблетки и настойку пустырника. После чего протёр лицо матери влажным носовым платком.

  Сиренин зашёл в зал и принялся читать «Новую газету», а потом -  «Аргументы и факты». Когда до него доносился бред старушки, прорывающийся сквозь сон, он мчался в её комнату.

  Просмотрев прессу, Николай сел за компьютер и стал читать литературные произведения душевнобольных, которые были размещены в Интернете. Это занятие почему-то успокоило его.

  Вечером пришла сестра.

  Ей захотелось покормить мать, весь день не открывавшую глаз.

  Когда Таня поняла, что все её усилия не приносят успеха, она заплакала. Судя по всему, слёзы были искренние.

  Сиренину, стоявшему рядом, тоже захотелось дать волю своим слезам. Однако он не желал, чтобы сестра видела его плачущим.

  Он зашёл в свою комнату. И только там начал всхлипывать и стирать рукой катившуюся по щекам влагу.

  Немного успокоившись, Николай приблизился к сестре.

  - Тань, мама так долго не протянет. Нужно вызывать врача. Но не участкового.

  - А какого?

  - Не знаю.

  - Я - тоже.

  И тут Сиренина осенило.

  - Я сейчас позвоню Фоминой.

  (Фомина была психиатром, к которому Николай регулярно ходил за рецептами на лекарства).

  - Звони, если хочешь. Только всё это - бесполезно.

  Николай подошёл к телефону, поднял трубку и набрал нужный номер.

  - Да? - услышал он.

  - Луиза Сергеевна? Здравствуйте! Это Сиренин вам звонит.

  - Что-нибудь случилось?

  - Я хотел бы поговорить с вами о матери.

  - А что с ней?

  - Совсем она плохая стала. Разучилась ходить и говорить. Можно как-нибудь воздействовать на её мозг, чтобы она могла жевать? А то она и жевать разучилась.

  - А лет ей сколько?

  - Восемьдесят восемь.

  - Не хочется тебя, дружок, огорчать, но это - конец.

  - Но, может, есть какие-нибудь лекарства, которые ей хоть немного помогут?

  - Пусть пьёт циннаризин.

  - Ладно. До свидания.

  И Серенин положил трубку.

  - Ну что? - спросила сестра.

  - Она сказала, что маме уже ничем не поможешь.

  - Я то же самое тебе говорила.

  Николай разделся и лёг в постель. В левой стороне груди уже несколько дней его беспокоила боль, тупая и неприятная. Он не знал, что было тому причиной: мышцы или сердце. Может быть, эта боль - признак приближающегося инфаркта?

  Сиренин заснул.

  В половине четвёртого утра он проснулся. Николая охватила тревога. Он почему-то был уверен, что мать только что умерла. Полностью доверяя своему предчувствию, Сиренин вскочил с кровати и кинулся в комнату старушки.

  Та лежала на диване, укрытая светло-оранжевым одеялом, и шумно дышала.

  Николай с облегчением вздохнул.

  Улёгшись на свою кровать, он ощутил прилив бодрости. Слава Богу, мать жива! Однако Сиренин тут же впал в отчаяние. Жива-то она жива, да только в любую минуту может умереть. И Николай начал мысленно просить Всевышнего о том, чтобы старушка прожила как можно дольше.

 

XLVI

  Утром Сиренин попытался дать матери разбавленный водой йогурт. Безрезультатно. Тогда он поднёс к её губам ложку с водой. Тот же самый эффект. Не оставалось ничего другого, как смачивать ей губы и язык.