- У нас его нет. Может, дать наволочку?
- Не надо. Она тонкая.
Тут Николай заметил дерюжку, выглядывающую из-под грязного одеяла. Та была достаточно толстой, чтобы, завернув в неё кошку, не быть исцарапанным.
Сиренин вытащил эту дерюжку, обернул ею домашнее животное и, выйдя на лестничную клетку, стал спускаться по ступенькам. Вместе с ним шли тётя Лиза и Ираида.
У двери подъезда их ждала неприятность. Ираида нажимала и нажимала на кнопку домофона, но дверь почему-то не желала открываться.
Тем временем кошка начала вырываться из рук Николая. Тот сквозь тряпку чувствовал, как напрягается её маленькое тельце, чтобы обрести свободу.
- Быстрее! - попросил он Ираиду.
- Ничего не получается.
Устав держать животное, Николай ослабил хватку, и кошка тут же этим воспользовалась - вырвалась из его рук.
Сиренин шагнул к двери и принялся вдавливать кнопку домофона. После десятой попытки дверь отворилась.
- Спасибо тебе, - поблагодарила тётя Лиза Николая.
- Не за что. Куда дерюжку девать?
- Выбрось её на улицу.
Сиренин так и сделал.
Затем направился домой.
В шесть часов пришла сестра, какая-то непривычно спокойная. Смотрела она на Николая не звериными глазами, как раньше, а человеческими. Лишь один раз за весь вечер в её глазах вспыхнула искорка враждебности, но она тут же потухла, не успев разгореться.
Сиренин зашёл к себе и написал полторы главы.
Без пятнадцати восемь он вышел в зал, где сестра, сидя в кресле, смотрела по телевизору «Поле чудес».
- Я пойду посмотрю по второму телевизору «Экстрасенсы ведут расследование», - сказал ей Николай.
- Смотри.
Сиренин зашёл во вторую спальню, но тут же вышел.
- Я забыл - теперь сорок дней нельзя смотреть телевизор.
- Это развлекательные передачи нельзя смотреть, - проговорила Таня.
Как будто передача «Поле чудес» была не развлекательной!
- Я никакие не буду смотреть.
- Как хочешь.
Николай в своей комнате написал ещё полглавы.
Тут зашла сестра.
- Тогда и компьютер нельзя включать. Ведь ты в Интернете не только читаешь, но ещё что-то ищешь.
Сиренин промолчал.
И принялся дорабатывать две главы, сочинённые сегодня.
В половине одиннадцатого пришёл Вадим.
Николай ещё раз поздравил его и протянул ему шестьсот рублей.
- Не надо, дядя Коль.
- Обижаешь, - сказал Сиренин.
- Бери, бери, - поддержала его сестра.
Племянник взял деньги и удалился.
Написав ещё несколько строчек, Николай лёг спать.
LII
После смерти матери в квартире Николая стал регулярно ночевать внук Тани - Жорка, - над которым она взяла опекунство. Мальчишка был отпрыском другого её сына - Родиона, - появлявшегося в квартире Николая не чаще, чем радуга в небе. Жорке уже стукнуло тринадцать, а вёл он себя как трёхлетний ребёнок. Однажды мальчишку даже хотели перевести в школу для умственно отсталых детей, но сестра уговорила директора не делать этого, пообещав, что будет заниматься с ним, и тот подтянется. За последние полгода этот оболтус умудрился получить больше пятидесяти двоек.
Выйдя из своей комнаты в зал, Николай увидел Жорку.
Тот сидел за компьютером и играл в какую-то «стрелялку».
Вдруг мальчишка начал бить себя в грудь кулаками и хихикать противным тоненьким голосом.
Заметив Сиренина, Жорка спросил:
- Дядя Коль, вам вот это нужно?
И мальчишка указал пальцем на стереонаушники от музыкального центра, лежащие на компьютерном столике.
- Нужно.
- Вы мне их не подарите?
- Как я тебе могу их подарить, если они мне нужны?
Жорка состроил страшную рожу и продолжил игру.
Зайдя в туалет, Николай начал причёсываться.
Сестра в это время находилась на кухне и беседовала по телефону с одной из своих подружек.
- Раньше, когда мама была жива, - говорила Таня, - я делала то одно, то другое, бегала туда-сюда, покоя не знала. А теперь во мне - какая-то пустота.
«Не пустота, а равнодушие», - мысленно поправил Таню Сиренин. Он считал, что равнодушие - не такой серьёзный порок, как злоба, которой была раньше переполнена сестра. Но вместо того, чтобы порадоваться её небольшому изменению в лучшую сторону, Николай внезапно сам ощутил, как в его душе закипает эта злоба. Злоба на Таню. Потом это чёрное чувство смешалось с беспричинным страхом. А через несколько минут злоба исчезла, оставив в душе один давящий, тягостный страх.
Причесавшись и умывшись, Сиренин вышел в зал.