Это довод показался Белицкой убедительным, и она, в сопровождении Сиренина, покинула квартиру.
Николай положил её на кровать, взял со столика свой роман «Яна» и удалился.
Придя домой, он положил книгу в чемодан. Ощущение того, что его предали, нахлынуло на его душу с новой силой. И из глаз Сиренина покатились слёзы - быстро, как дети со снежной горки.
К нему подошёл Виктор.
- Коль, мы с Олесей не трахались. Но всё равно прости меня.
- Бог простит!
- А ты?
- И я прощаю. Основная часть вины лежит на этой шлюхе.
- Ты мне - как брат! - продолжал Дьяконов. - Брат! Даже больше, чем брат! Хочешь, я стану перед тобой на колени?!
- Не надо.
Глаза Виктора подёрнула мутная плёнка последней стадии опьянения
Было уже час ночи.
Сиренин думал о том, как бы ему выпроводить Дьяконова, не обидев его.
- Может, тебе вызвать такси?
- Они сейчас не ходят.
- А сам ты до дома дойдёшь?
- Нет.
- Что ж, - смирился Николай с необходимостью терпеть присутствие Виктора, - тогда ночуй у меня.
Спустя минуту Дьяконов уже храпел. Его громкий храп напоминал карканье вороны.
Сиренин с трудом подавил в свое душе желание перерезать этому уроду горло. Перед его мысленным взором стояла картина, на которой, хрипя и захлёбываясь собственной кровью, умирает в агонии Дьяконов. Желание сбегать на кухню за ножом возникло опять. Надо увлажнить шею этого гада горячей красной жидкостью! Но - нет! Если он это сделает, то его посадят в тюрьму или упрячут в психушку.
В три часа ночи Николай запер входную дверь на ключ и лёг спать.
XIV
Но в объятиях Морфея он пребывал недолго. Через два часа его разбудил Дьяконов.
- Коль, кто-то звонит. А дверь я открыть не могу.
Сиренин открыл.
На пороге стояла Белицкая.
- Можно?
- Проходи.
И вот они уже сидят на кухне - Николай, Олеся и Виктор.
- Ты почему на меня так смотришь? - спросила Белицкая у Сиренина.
- А как я должен на тебя смотреть? Ты хоть помнишь вчерашнее?
- А что вчера было?
- Не помнишь?
- Нет. Что я такое говорила?
- Не говорила, а делала.
- Что?
- Разрешила ему отлизать у тебя, а потом целовала его.
- Но мы же с ним не трахались.
- Всё равно это - измена.
- Ты что, неадекватный?
- Да. Я думал, что ты будешь просить у меня прощения, а ты ни капли не раскаиваешься.
- Ну, прости.
- Ты хоть меня любишь?
- Люблю. А ты?
- И я тебя люблю.
- Тогда встань.
Сиренин выполнил её просьбу.
Олеся обвила руками шею Николая и обхватила ногами его бёдра, повиснув на нём.
- Не тяжело?
- Нет.
Белицкая начала целовать Сиренина.
Потом села на табуретку и попросила его сходить за водкой.
- Я не могу, - отозвался Николай.
- Почему?
- Потому что спал сегодня всего два часа и сейчас весь какой-то разбитый.
В конце концов Белицкая уговорила Сиренина. Тот принёс водку.
- Только я с вами пить не буду. Мне нужно отоспаться.
- Тогда мы с Олесей выпьем без тебя, - сказал Дьяконов.
- Пейте, но только у неё.
Раньше Николаю и в голову бы не пришло оставить их наедине друг с другом, но сейчас он был так измотан и так хотел отдохнуть, что помешать исполнению его желания не смогла бы и начавшаяся бомбардировка.
Когда Дьяконов и Белицкая удалились, Сиренин зашёл в свою комнату и прямо в одежде повалился на кровать. Спал он четыре часа.
Приведя себя в порядок, он услышал телефонный звонок.
- Да?
- Коль, Витя у тебя вчера был? - спросила Лариса.
- Нет, - соврал Николай. И добавил: - Да ты, Ларис, не волнуйся. Скоро он появится. У него такая привычка - исчезать из дома после ссоры с тобой.
- А я и не волнуюсь. Значит, он вчера к тебе не приходил?
- Нет.
Послышались гудки.
Несмотря на то, что Сиренин поспал, он всё ещё чувствовал слабость. Казалось, из него выкачали половину его крови.
Вскоре явился Жорка, приведший с собой своего друга, Руслана.
- Дядя Коль, бабушка ещё не пришла?
- Нет.
- Какашкина! Принесите, пожалуйста, Руслану попить.
- Воды?
- Ну не водки же!
- Руслан, тебе какой - кипячёной или из-под крана? - поинтересовался Николай.
- Из-под крана.
Сиренин принёс ему кружку воды.
- Как вы медленно ходите, дядя Коль! - усмехнулся внучатый племянник. - Вас только за смертью посылать!
- Жор, ты что, хочешь покрасоваться перед своим другом?
- Хо-хо-хочу!
- Ты слишком много болтаешь.
- Не много, а нормально.
- Стараешься показать свой ум, которого нет?
- Угу!