Сиренин вспомнил о Белицкой.
Его почему-то перестал тянуть к ней. Может быть, её бросить? Ведь он уже получил от неё всё, что ему хотелось... Нет, так делать нельзя! И Николай прогнал подлую мысль, как ворону с пшеничного поля. Олеся ему ещё понадобится. Она будет матерью его ребёнка!
Когда Сиренин пришёл к Белицкой, та была бледна, точно петербургская белая ночь. Олеся пожаловалась ему, что у неё всё болит, и попросила принести ей опохмелиться. Николай принёс не только спиртное, но так же градусник и корвалол.
К коктейлю Белицкая не притронулась. Послушно приняла корвалол и стала мерить температуру. Тридцать пять и шесть.
- Ты сегодня пила? - спросил Сиренин.
- Нет.
- А почему же ты плохо себя чувствуешь? Я думал, что дело в алкоголе...
- Не в алкоголе, а в стакане.
- В каком ещё стакане?
- Мать со своей сестрой что-то пошептали над стаканом с водой, а потом дали выпить мне. И с того момента мне стало плохо.
- Олесь, а я думал, что ты не веришь в колдовство.
- Это не колдовство.
- А что?
- Колдуны не освящают квартиру. А мать с сестрой ходила вчера по моей квартире со свечками.
- Это им священник так посоветовал?
- Нет, целитель, к которому мы вчера ездили все втроём
- А зачем вы к нему ездили?
- Не знаю. Мать попросила.
- Что говорил этот целитель?
- Не помню.
Белицкая села на кровать и уронила голову на колени.
- Не унывай, Олесь. Всё будет хорошо.
Затем Сиренин принёс по просьбе Белицкой три таблетки феназепама. И удалился.
Дома он долго сидел за компьютером. А когда пришла с работы сестра, он спросил у неё:
- Тань, какие таблетки помогают от низкой температуры?
- Не знаю. А у тебя что, низкая температура?
- Не у меня.
- А у кого?
- У Олеси.
Сестра противно ухмыльнулась.
Николай опять взял градусник и корвалол; потом - две таблетки феназепама; и, волнуясь за здоровье Олеси, отправился к ней.
Дверь была не заперта. И он вошёл уверено, словно хозяин.
На диване сидела незнакомая рыжая старуха, а на кровати спала Белицкая.
Сиренин поздоровался с рыжей, ответившей на его приветствие невнятным голосом, в котором сквозило недоумение, - и сказал:
- Вот, принёс Олесе градусник. Пусть она измерит сейчас температуру. Это - корвалол. Он поможет снять боль. А это - снотворное.
Всё, что перечислил Николай, оказалось на столе.
- Вы кто? - поинтересовалась старуха.
- Я - сосед. А кто вы?
- Её мать. А почему я вас раньше никогда не видела?
- Я вас тоже не видел.
- В какой квартире вы живёте?
Николай назвал номер.
- Она опять напилась, - продолжала рыжая. - Это вы купили ей коктейль?
- Нет, - соврал Сиренин.
- А где же она взяла на него деньги?
- Не знаю.
Тут подала голос Олеся:
- У меня температура - тридцать восемь.
- Правда? - спросил Николай у Олесиной матери.
Та кивнула.
- Зря вы градусник принесли. У нас свой есть.
- Может, вызвать «скорую»?
- Чтобы её забрали?
- А какие таблетки помогают от высокой температуры?
- Аспирин.
- Пойду куплю его в аптеке.
Сиренин взял в аптеке аспирин и цитрамон.
Придя к Белицкой, он дал ей выпить эти лекарства; и ещё - корвалол.
Старуха смотрела на него во все глаза - наверное, поражённая его уверенным поведением в чужой квартире и строившая разные предположения, в каких отношениях он состоит с её дочерью.
Едва Николай вышел, как рыжая последовала за ним.
Убедившись, что он действительно живёт в той квартире, про которую говорил, она сказала:
- Пойду куплю Но-шпу.
- Ближняя аптека не работает. Та ремонт. Нужно идти в дальнюю.
- В ту, что у остановки?
- Да.
- Ясно.
Дома сестра спросила у Сиренина:
- Вызывал ей «скорую»?
- Нет - мать её не захотела.
- А разве она там?
- Да. И Олеся не хочет вызывать.
- Значит, у неё ничего не болит. Она не больная, а пьяная.
- Нет, больная.
- Фантаст!
Николай принялся в зале записывать события сегодняшнего дня. В свою комнату он не пошёл потому, что там его в последнее время почему-то клонило в сон.
Таня видела, что Сиренин работает, но всё равно начала придираться к нему. Однако он пропускал мимо ушей её болтовню, чтобы не спугнуть вдохновение. Единственное, что дошло до его мозга, - это ехидный совет сестры: посидеть с Олесей ночью.
В 23.00 явился Жорка. Чтоб он пропал! Николай надеялся, что тот здесь уже больше не появится. Нет, опять его сюда принесло. Это был не мальчишка, а Божье наказание.