Николаю стало грустно.
- Никто меня не любит...
Он ждал от Олеси слов, опровергающих это. Думал, что она скажет: «Тебя люблю я». Но Белицкая промолчала.
- Я не хочу, чтобы две трети моей квартиры достались сестре и её внуку. Пусть лучше они достанутся тебе.
Олеся благодарно посмотрела на Николая своими удивительно красивыми глазами, напоминающими цветом небо в солнечный летний день.
А Сиренин продолжал:
- Нет, сейчас составлять дарственную на тебя не стоит. Составлю через полгода, когда сестра уйдёт на пенсию. Тогда я добьюсь принудительного размена, и ты получишь не часть квартиры, а целую - двухкомнатную.
Белицкая кивнула.
Затем взглянула на ручные часы.
- Мне пора.
- А потом ты ко мне придёшь?
- Приду.
- Во сколько?
- Не знаю.
И Олеся удалилась, забрав с собой пакет с сигаретами «Оптима», бутылкой томатного сока и свиным ухом.
Николай сел за компьютер и начал просматривать эротические сайты. Потом занялся литературной работой.
Белицкая так и не пришла.
XLIII
14 сентября.
Не любит его Олеся. Если бы она испытывала к нему тёплые чувства, то посетила бы его вчера второй раз.
Сиренин ощутил в душе такую боль, словно из неё высасывал кровь острозубый вампир.
Если бы Белицкая его любила, то сходила бы с ним к сексологу, а не оттягивала это до бесконечности. А вот идти к нотариусу, чтобы составить дарственную, она согласилась сразу. И готова сделать это в любой момент. Значит, ею движет не любовь к нему, а расчёт.
В этот день Сиренин сочинял стихи и размещал их в группе «Литературное творчество» на «Фейсбуке». Его творения на философские темы вызывали гораздо больше откликов, чем на политические.
Потом Николай начал читать «Новую газету», которая приходила к нему с большим запозданием - дня через три-четыре после её выхода в свет. Из этого издания Сиренин узнал, что российско-украинская война кончилась. Прокремлёвские СМИ об этом не сообщали, как, впрочем, и о начале войны, и о её развитии.
В 21.00 приехала сестра.
- Ты цветы вчера поливал? - спросила она на кухне.
- Забыл.
- Вечно ты ничего не помнишь.
- Я мог бы тебе соврать, но предпочёл сказать правду.
- Меня не обманешь.
Николай сменил тему.
- Тань, война между Россией и Украиной закончилась.
- Ну и хорошо.
- Благодаря Порошенко... Он не хотел, чтобы его люди погибали. А Путину на своих сограждан наплевать!
- Я не желаю разговаривать о политике.
- Значит, и тебе наплевать.
- Считай, как хочешь.
- О политике ты говорить не хочешь, о литературе - тоже, о живописи...
Сестра с досадой включила радио.
- Ты проявила большую тактичность. Я с тобой разговариваю, а ты радио включаешь.
Таня стремительно вышла.
Тут явился Жорка и сел за компьютер.
А Сиренин отправился спать.
Уже лёжа в постели, он принялся сочинять стихи про рок-музыку.
Однако творческому процессу мешал шум, доносившийся из зала. Внучатый племянник то имитировал пуканье, то глупо хихикал.
- Жор, хватит издавать дурацкие звуки! - крикнул ему Николай.
Но до мальчишки, наверное, не дошёл смысл этих слов, так как его поведение не изменилось. Наконец, после третьего предупреждения, он замолчал.
Сиренин встал, записал стихи в тетрадь и опять лёг.
XLIV
В 9.30 позвонила по телефону Олеся.
- Коль, зайди ко мне.
- Я на тебя обиделся.
- За что?
- За то, что ты не пришла ко мне позавчера.
- Я не пришла потому, что матери было плохо. Всю ночь с ней сидела.
- Почему её в больницу-то никак не положат?
- Нужны деньги, а мать платить не желает.
- Пусть заплатит - здоровье дороже.
- Коль, ну ты ко мне зайдёшь или нет?
- Сейчас.
И вот Сиренин - уже у Белицкой.
Он сел на кровать, а она - на диван.
- В шесть утра легла спать, - сказала Олеся.
- Мастурбировала?
- Я этим не занимаюсь.
- А что же ты делала?
- Телевизор смотрела.
- На голых мужиков?
- Они меня не интересуют.
- Так я тебе и поверил!
- Что у меня, бешенство матки, что ли?
- А причём тут это? Плоть-то требует своё.
- Моя не требует.
Олеся встала, приблизилась к окну и приподняла газету, лежавшую на подоконнике. Под ней оказалась какая-то зелень.
- Что это такое? - спросил Сиренин.
- Славка свою «травку» здесь держит.