- Ты прямо как модель! - восхитился Сиренин, когда они с Белицкой поднимались по ступенькам лестничной клетки.
- Почему «как»?
- Да, ты - настоящая модель. Тебе хоть сейчас можно на подиум.
Они зашли в его квартиру и закурили в санузле.
- Олесь, я тебе нужен?
- Не задавай глупых вопросов.
- Нужен или нет?
- Нужен.
- А почему ты неделю назад не отвечала на мои звонки?
- Телефон сломался.
- А зайти ко мне ты не могла?
- Нет.
- Почему?
- Вначале мы с дочерью диван ей искали, а потом я сидела с матерью.
- В больнице?
- Нет. Я ей у неё дома уколы делала.
- Значит, её выписали из больницы, не долечив?
- Там больше десяти дней не держат.
- Как она сейчас себя чувствует?
- Плохо. Язык её почти не слушается.
Сиренин стряхнул пепел в унитаз.
- Я так рад видеть тебя!
И он поцеловал Белицкую в оба ушка, щёчки и носик.
- У тебя ушки - самые лучшие в мире!
- А глаза?
- Самые красивые во Вселенной!
Такие комплименты Олесе понравились. И она улыбнулась. Но улыбка сползла с её лица, едва Николай тронул её грудь.
- Не надо.
Вот и пойми женщин! Значит, в интимную связь вступать с Белицкой можно, а за грудь браться нельзя!
Когда Олеся ушла, в коридоре и санузле ещё долго ощущался нежный аромат её дорогих духов.
Вечером явилась с работы сестра.
- Жора сегодня не приходил? - спросила она про своего придурочного внука.
- Нет, - ответил Сиренин, сидящий за компьютером.
Таня зашла на кухню.
Николай хотел было послушать в Интернете диск Мэнфреда Мэнна, но сестра включила радио на всю громкость.
Сиренин заглянул на кухню.
- Тань, я сделаю потише. А то мне музыку нужно слушать.
- А мне нужно слушать радио.
Эгоистка!
Николай принёс из зала табуретку, на которой он сидел перед компьютером, и с оглушительным стуком опустил её на пол.
- Не царапай линолеум, - сделала замечание сестра.
- Лучше царапать пол, чем циферки на бумажках.
- Про какие циферки ты говоришь?
- Про твои.
- А где я их царапаю?
- На работе.
- А ты буковки царапаешь?
- Если человек пренебрежительно отзывается о литературном творчестве, значит, он - дурак.
- Это ты - дурак!
- На основании чего ты пришла к такому выводу?
- На основании того, что ты мне не помогаешь.
- Я сегодня мусор выносил.
- Это не помощь.
- А ты мне разве помогаешь?
- Чем же, интересно, я могу тебе помочь?
- Давай я буду диктовать тебе свои вещи, а ты будешь их записывать.
Таня презрительно фыркнула.
- Ну, ты будешь мне помогать или нет? Можно, например, сделать уборку в зале. А то у себя в комнате ты музей устроил, ни одной пылинки там нет, а в зале тебя чистота не волнует. Хотя и в своей комнате ты не соблюдаешь чистоту. Весь подоконник в пыли.
Что можно ответить на эти глупые слова?!
Сиренин развернулся и вышел в зал.
- А-а, и сказать нечего! - донёсся до него голос Тани, торжествующей так, словно она переспорила самого царя Соломона.
II
На следующий день к Николаю пришла Олеся. Она попросила его разрубить топором какие-то рёбрышки, которые она принесла с собой. Топора у Сиренина не было, и он вместо него использовал нож и разводной гаечный ключ.
Николай положил рёбрышки на разделочную доску, приставил к ним нож и принялся изо всех сил бить по этому ножу ключом. Потом отдал разрубленные косточки с тонким слоем мяса Олесе.
- Олесь, а я целую неделю думал, что ты меня бросила.
- И как тебе только такое в голову могло прийти?
- Я даже стихотворение про это написал. Показать?
- Покажи.
Сиренин дал ей листок со стихами.
Быстро прочитав его, Белицкая сказала:
- Дурак!
- Стихи плохие?
- Хорошие.
Николай убрал бумажку в карман и начал щупать промежность Олеси.
- Хочу тебе здесь массаж сделать.
- Потом сделаешь. Я сейчас с голоду умираю.
- Поешь у меня. Ты что любишь больше - фрикадельки или тефтели?
- Ни то, ни другое. Поем у себя что-нибудь получше. Зайди ко мне через полчасика.
Спустя тридцать минут Сиренин пришёл к Белицкой.
На той был розовый махровый халат.
- Какой милый халатик! - сказал Николай.
- Сегодня купила. А ещё я себе купила обувь.
И Олеся указала глазами на чёрные башмачки, украшенные позолоченным металлом, которые стояли в коридоре.
- Разве не прелесть?
- Прелесть. А теперь я хочу тебе сделать массаж промежности.
Белицкая, не говоря ни слова, зашла в зал, скинула халат и, абсолютно голая, легла на кровать.