— Народ курганов. Я был там однажды с цирком. К чему ты клонишь?
— Мертвецов выносят на берег, обкладывают хворостом, льют масло, убивают быка, если богат. Или курицу, коли беден. Костер хорошо горит, а ветер поднимает пепел в небо. Однажды они сожгли несколько сотен покойников разом. И небо стало отдавать прах назад. Щедро, забыв о жадности. Их деревню засыпало им. Смотри, Попрыгун. Этот странный снег почти такой же, как тот прах. Медленно и величаво укутывает город покойников.
Тэо покосился на нее с сомнением.
— Что, рыба полосатая? Слишком много слов для такой, как я?
— Да еще и высокопарных.
Усмешка прорезала ее суровое лицо. Словно трещина, возникшая на сковавшем озеро льду.
— Должна же я когда-нибудь превратиться в болтливую бабку. Сейчас самое время. Мир, судя по всему, на самом краю и простит мне такую слабость.
Город засыпал снежный прах, и он спал, ожидая, когда вечные сумерки дня превратятся в ночь. Башни высились из серого марева пальцами скелетов, грозя непонятно кому. Районы Трещеток, Пепельной кучи, Удавки, Погребальных слов, Сгоревших слов, Ниток и тех, что тянулись за ними — все они, вплоть до внешних крепостных стен, теперь мертвы. Кто не успел уйти, навсегда остались там.
Тэо помнил, как все случилось. Вода Пьины вскипела, впитала в себя ночь и с рассветом, перебродив, выплеснулась на противоположный берег. Не водой, но тьмой. И та, червями, устремилась в кварталы, пожирая и разрушая все, до чего могла дотянуться.
Теперь это чудовище, огромное, темное, непостижимое, свившее берлогу на останках большей части Рионы, чутко дремало, и Тэо кожей ощущал его дыхание.
— Ты ведь ходила туда?
— Все порой страдают глупостью, мальчик. Но описать увиденное на второй день… Тьма знает, что там устроила зверушка Кара. Синие огни. Живых никого. Я не переступала границу. Видела, кое-кто так делал в поисках пропавших родственников, но назад никто не вернулся. Та сторона всех прибирает к рукам, — она хлопнула Тэо по плечу. — А после граница не пускала уже никого. Давай, Попрыгун. Хватит чесать языками. Пошли. Мы должны проверить, что там с Шерон.
Каскадный дворец словно вымер. Одно крыло было полностью разрушено, через сад и парк к Пьине тянулась сизая плешь. Людей в других частях — практически нет. Пара десятков слуг для поддержания жизни тех, кто все же остался здесь, и одна гвардейская рота охраны. Герцог с семьей, советники, чиновники и благородные перебрались на север, в Леводно, маленький городок в четырех милях от Рионы. Следом за теми, кто обитал во дворце, и многие другие начали покидать то, что до последних дней считалось столицей Треттини. Исход жителей продолжался все это время и не кончился до сих пор. Сперва город оставили самые трусливые, следом за ними последовали осторожные и умные. Теперь наступил черед упрямых, тугодумов и отрицавших до последнего, что все не наладится.
Как полагал Тэо, остались лишь смелые. Или те, кому просто некуда идти.
О последних он сказал вслух, когда они с Лавиани, под молчаливыми взглядами охраны Оранжевого крыла, поднимались по колоссальной лестнице к внешним дверям.
— Да, — согласилась та, внезапно добавив: — Но еще одних ты забыл. Горстку надеющихся на чудо, потерявших родичей в сожранных районах. Такие тоже есть. Давай-ка сейчас войдем, и ты присядешь там, у ваз.
— Зачем?
— В тебе изъян, я его чувствую. Странная болезнь. И то, как ты страдаешь от жара, видно без всяких моих талантов.
— Хм.
— Ты бы не хмыкал, а сказал старой обеспокоенной женщине, что с тобой происходит.
— Шаутт зацепил.
— А ну-ка присядь.
Тэо сел на ступеньки, отряхнув волосы от снежинок.
Лавиани, закрыв глаза, положила шершавую ладонь на лоб акробата. С минуту он изучал ее сосредоточенное лицо, нахмуренные брови, поджатые губы.
— Интересно. — Она наконец отстранилась от него и, не скрываясь, вытерла руку о штанину, словно запачкалась в чем-то отвратительном и ужасно мерзком.
— И это все?
— Я что, по-твоему, из Шестерых, рыба полосатая? Дотронусь — и станешь здоров? «Интересно» это я к тому, сколько в тебе яда: он отравит алую тихоню, черную гадюку и любимого слона карифского герцога. Будь ты приличным человеком, а не каким-то пойди шаутт пойми асторэ, уже бы помер. Ан, нет. Живешь, дышишь и даже ухмыляешься. Я бы рада помочь, да не знаю как. Вот если Шерон…