Я бы снова сказала, что это неправильно, но не потому что не хотела знакомиться с нашим врагом, а потому что не хотела показываться ему сама.
Но Мята всё предусмотрела.
Он уже был мёртв.
О приближении к месту сообщил запах. Зловоние становилось всё гуще, тяжелее, и я заткнула нос рукавом.
Мифь сбавила ход, но теперь я была этому не рада. К запаху добавились «красочные» виды, которые мне будут сниться в кошмарах до тех самых пор, пока я не научусь спать правильно, сознательно.
Застрявшие в деревьях копья и стрелы. Кровь на листве. Ошмётки мяса. Обглоданные кости. Воздух гудел от мух. У тел возились падальщики, которых спугнуло появление хищника… который служил мне «троном», во что до сих пор не верилось.
— Вон тот сохранился лучше всего, — сказала Мята, слезая и помогая спуститься мне. — Только не подходи слишком близко.
Я несмело поблагодарила её за этот персональный урок.
— Если честно, то я сама собиралась вернуться сюда, правда, позже, — ответила Мята, и я не стала уточнять, для чего. Наставница отошла, разглядывая разбросанное оружие — замысловатые человеческие изобретения — будто ища что-то конкретное. Я же осторожно приблизилась к мужчине, преодолевая тошноту.
Не знаю, обезобразила его смерть или он был таким изначально.
У него были короткие волосы на голове, но длинные — на лице, будто таким нелепым образом он хотел противопоставить себя женщинам. Волосы росли у него из его щёк и подбородка, кучерявые, жёсткие на вид. Его кожа морщинилась. Сам он был раздутым, никакой стройности в теле, которое тоже было покрыто порослью волос. Его одежда была разорвана, хотя она, похоже, изначально представляла собой лохмотья. Окружающие «декорации» и нестерпимый запах дополняли образ, превращая охотника в безобразное чудовище. При том что он выглядел куда лучше своих товарищей.
Мужчины.
Они, правда, правят безграничными нижними землями? Глядя на трупы, а потом на оружие, которое Мята собирала в сумку, я поняла, насколько Внешний мир отвратителен и беспощаден. Учитывая мужскую жестокость и жажду убийства, для удовлетворения которой им уже не хватает собственных территорий, там, внизу, должно быть всё залито кровью…
Когда Мята бесшумно приблизилась ко мне со спины и положила руку на плечо, я вздрогнула. Я была так впечатлена знакомством с мужчинами и обстоятельствами этого знакомства, что наставница, тревожась за мой детский разум, сочла необходимым показать мне нечто прямо противоположное в завершение урока.
— Эти леса не только убивают, — заговорила она назидательно. — Они полны прекрасной жизнью.
Поразительно, но это тоже было связано с мифями. А ведь я, увидев воочию, на что они способны, даже не сразу согласилась вновь забраться на угодливо подставленную спину.
— Эти люди пришли сюда, отлично зная, что никто не возвращается с этих гор. Их погубило собственное любопытство и жажда наживы, а не клыки и когти, — говорила Мята, придерживая меня, когда я сползала набок. — Тебе может показаться, что та расправа устроена безжалостным монстром, но всё это — проявление материнской любви.
— Материнской любви…
— Мифи сами по себе беспощадны к людям, заходящим на их территорию. Но самки во время кормления выводка впадают в настоящее бешенство. — Когда я снова переспросила, Мята улыбнулась. — Сейчас увидишь.
Логово мифи находилось неподалёку от места расправы. Мы спешились у глубокой пещеры, в которой копошились, пытаясь выбраться, три белых пушистых комочка. Спрыгнув вниз, мифь облизала каждый, после чего улеглась. Её бока раздувались от усталости. Обрадованные возвращением матери, детёныши уткнулись ей в живот.
— Что это? — прошептала я, наклоняясь вперёд. — Что они делают?
Наверное, в глазах всезнающей наставницы я выглядела слабоумной. Но Мята добродушно рассмеялась.
— Они пьют её молоко.
— Молоко?
— Питательный сок, который у нас заменяет ивовый отвар. Она вскармливает их сама, как и любая мать своего неокрепшего ребёнка.
— Любая…
— Да. Тебя тоже кормили точно так же, пока ты жила во Внешнем мире. — Я понесла руки к собственной груди, и Мята вздохнула. — Да, ты всё правильно поняла, они отнюдь не бесполезны.
— Но никто из Дев не кормит детей молоком.
— Чтобы оно появилось, надо сначала родить дочь.
— Как Метресса?
— Да, как Метресса.
— Значит, она вскормила Чили своим молоком?
— Да.
— Понятно, почему она такая… — прошептала я, прикоснувшись к губам, пытаясь вообразить вкус. — Её носила в своём чреве, а потом вскормила сильнейшая из Дев. Удивительно, что Чили с рождения не владеет техниками.