— Беги, Ива!
— Нет, Чили, это ты беги, спасайся, оставь меня, — шептала я, вопреки словам вцепившись в её плечо.
— Ты только что просила меня об обратном, — напомнила она, истерично хохотнув. — Меня родила величайшая из женщин, которая повелевает здесь всем. Её сила в моей крови. Этот зверь подчинится мне.
Нет, конечно, мы обе здесь погибнем. Я не верила, что вообще родился такой человек, который мог бы подчинить чёрную мифь… Словно отвечая моим мыслям, животное глухо зарычало и присело на задние лапы. Но вместо того, чтобы прыгнуть, атакуя, отпрянуло, поджав острые уши.
Чили громко расхохоталась, а я лишь теснее прижалась к ней. Возможно, она сочла это проявлением признательности. Она до последнего не понимала, что мифь ушла, уступая место другому чудовищу. И теперь уже я отгораживала Чили от опасности, прижимаясь к её спине своей и глядя в чужие, злые, наполненные силой глаза.
— Мати…
Да, первой из отправившихся на поиски женщин нас нашла именно Имбирь. Прислужницы Метрессы навестили её сады, когда узнали, что Чили последний раз видели в моей компании. Их очень удивило, когда мати сказала, что я не показывалась ей на глаза с самого утра. Раньше бы её это не насторожило — наш сад был огромен, я могла пропадать сутками. Но каждый раз когда имя Чили звучало в паре с моим, Имбирь выходила из себя. Каково ей было найти нас в лесу, одних, задумавших побег.
Её лицо, искажённое гневом, в свете факела впервые показалось мне жутким, почти уродливым. Вскинув руку, она вложила всю свою силу в удар, прекрасно понимая, что он причинит ей больше боли. Рискуя сломать себе пару костей, она хлестнула меня по лицу так, что я свалилась на землю. Именно в тот момент, Чили поняла, что радоваться победе рано. Она резко обернулась, но мати ткнула в её сторону факелом, и этого было достаточно, чтобы Чили в ужасе отпрянула назад.
— Погань! — выплюнула Имбирь, хватая меня за волосы и таща за собой. — Предательство? Побег?! С ним?! Я закопаю тебя раньше, чем ты опозоришь меня ещё сильнее!
Но этого, конечно, не случилось. Она совершенно выбилась из сил, пока добралась до сада. Её неистовая ярость сменилась привычным тихим отчаяньем. И когда она увидела в саду поджидающую нас Мяту, то даже не сказала ей ни слова.
— Мне нужно допросить Иву, — пояснила наставница. — Не по поводу побега, а насчет устроенного ранее самосуда. Я хочу знать имена виновниц. После этого я накажу их, а ты накажешь свою дочь. Каждая из нас — в своём праве.
Расспрашивая меня, Мята использовала технику голоса, хотя я и так не стала бы ей лгать или утаивать подробности. Я была попросту не в том состоянии.
— Чили решилась на это из-за них! Они подожгли её и хохотали так, будто ничего смешнее в жизни не видели! — рыдала я, стирая солёные слёзы обожжёнными руками. — Я бы тоже убежала после такого!
— Ты и убежала.
— Нет, всё было не так! Я пошла за ней, чтобы вернуть назад, потому что видела, на что способны мифи. Но Чили уже ничья жестокость не напугает.
— То, что сделали эти негодницы непростительно, — согласилась Мята, беря мои руки в свои. — Но, пожалуйста, Ива, послушай свою наставницу и не вмешивайся в это больше. Жалость к Чили погубит тебя. Ответственность за всё, что происходит с ней, должна нести только Метресса. Это ноша, которую она сама на себя возложила.
— Почему это должно быть ношей? Чили — одна из нас. Она принадлежит к этому клану в большей степени, чем все мы. А то, за что её все ненавидят, скрывается под одеждой. На этот изъян легко не обращать внимание. Об этом вообще можно забыть.
— Этот изъян, Ива, определяет всю её сущность. Формирует тело и управляет помыслами, — возразила она тихо. — Пока Чили ещё юна, с этим легко мириться, но даже она сама не сможет удерживать в узде свои мужские желания, когда повзрослеет.
— Какие ещё «мужские желания»?
— Те, что связаны с женщинами. — Она пыталась объяснить, не вдаваясь в подробности. — Ты ведь знаешь, почему мы сторонимся Внешнего мира? Его суровость и жестокость — причины достойные, но главная его опасность — мужчины. Лучший из них в своё время убил первую Деву. Лучший, любимый ученик Мудреца. Те, кто владеют Внешним миром, намного-намного хуже. Они сделали из женщин рабынь, которые прислуживают им, ублажают их, трепещут перед ними, рожают для них в ужасных муках. И мужчины не любят, когда рождаются девочки. Всё женское открыто презирается ими, и даже их благосклонность к самым лучшим своим рабыням полна презрения. И чем женщина красивее, тем печальнее её участь.
— Значит, вы просто мстите всем мужчинам через Чили?
— Нет. — Мята закрыла глаза, недовольная моей непонятливостью. — Здесь наше царство, Ива. И мужчина должен знать в нём своё место, если уж оно тут для него чудесным образом отыскалось. То, что Чили позволено остаться — честь, которой не удостаивался никто. Мы без раздумий убьём любого мужчину, если он здесь появится. Она должна принять своё с ними родство и покориться нам.