— Я смогу за себя постоять. Тебе нечего бояться, — ответила Чили, когда я озвучила свои опасения. И её слова прозвучали бы убедительно, если при этом она не взяла траурную накидку, под которой привыкла прятаться.
— Оставь её. Мы же идём на праздник, — сказала я. — Да и без неё у тебя намного больше шансов понравится нашим сёстрам.
Солнце улыбнулась, польщённая комплиментом. А потом тихо прошептала:
— Она не для меня.
Нет?
Стоило нам выйти из дворца, и Чили завернула меня в накидку с ног до головы, закрывая от посторонних взглядов и света. Стоило догадаться: она бы не позволила мне разгуливать голой у всех на виду, пусть даже в полнолуние так и полагалось. На тело, к которому она привыкла беззастенчиво прикасаться, посторонним нельзя было даже смотреть. А если вспомнить, как она критиковала мои наряды, Чили хотела сделать это уже давно.
Я не могла возмущаться. Сёстры придумали для неё это наказание, и разделить его с ней хотя бы на день было правильно. Вот только она имела право в открытую ненавидеть их за это… И поэтому поступать со мной так же, как они — с ней, было так жестоко с её стороны.
— Что такое? — спросила Чили, поддевая мой подбородок. — Собираешься расплакаться?
— Я хотела похвастаться твоим подарком перед всеми, — ответила я, накручивая на палец жемчужную нитку. — Дарить такие прелестные украшения, а потом запрещать быть красивой… Лучше просто забери его назад. Забери и запри меня.
Солнце прикусила губу, будто всерьёз над этим размышляя.
— Моя вина, что только лишь моего восхищения тебе недостаточно. Я плохо стараюсь, раз ты жаждешь внимания от кого-то ещё, — ответила она, потянув меня за собой. — Но ты права в одном, Ива. Этот наряд недостоин тебя. Я сделаю тебе другой. Его роскошь сразу даст тебе понять, как сильно я раскаиваюсь. В качестве наказания я буду делать его под руководством Мяты. И во время Песни и Танца я позволю тебе им похвастаться перед всеми.
— Хм.
— Ты не рада?
Как сказать…
Просто в какой-то момент я поняла, что любой наряд будет смотреться на мне невзрачным балахоном. Неважно, как я буду выглядеть. Рядом с Чили на меня всё равно не обратят внимания. Я убедилась в этом, следя за сёстрами, попадающимися нам на пути.
Игнорировать её, пока она сама не желала попадаться им на глаза, было так легко. А теперь они и хотели бы её не замечать… хотели бы злиться на неё… хотели ненавидеть… но не могли. Одна и та же растерянность застыла на женских лицах. Незнакомки и её бывшие подруги провожали её взглядами, вряд ли понимая истинную причину собственного интереса. Дело в обозначившихся отличиях? То, что раньше воспринималось всеми как уродство, теперь казалось любопытными особенностями. Рост, телосложение, черты лица… и что-то ещё, неуловимое, инстинктивное, что пробуждал её взгляд и усугубляла её близость.
Саму Чили тяготило такое пристальное внимание, потому что обычно оно не предвещало ничего хорошего. В прошлом такая прогулка могла обернуться для нас трагедией, теперь же она вызывала настороженный коллективный интерес, молчаливое снисхождение. Я не могла объяснить такую лояльность даже полнолунием. Происходящее казалось нереальным, а потом я заметила Виолу…
Она стояла в окружении своих танцующих подруг, игнорируя их и музыку. Повзрослевшая, дивно похорошевшая, облачённая лишь лунным светом, она смотрела на свою бывшую избранницу со смесью паники и восторга. Упустив возможность правильно отреагировать, Виола не придумала ничего лучше, как поднять руку в приветственном жесте.
— Что это она делает? — недоумённо пробормотала я, но Чили ничего мне не ответила. Она стояла впереди меня, и я не видела её лица, но чувствовала исходящее от неё напряжение. Волны мрачной злости.
— Хочешь подойти? — спросила я, но Чили снова промолчала. — Странно, что она без своей пары. Либо Виола с Зирой уже достигли единства, либо поссорились… Хотя она выглядит довольной, так что, наверное, первое. То, к чему она так стремилась, жертвуя тобой, свершилось — стоит её поздравить.
Солнце была со мной не согласна. Отвернувшись, она потянула меня в сторону, но почувствовав сопротивление, подхватила на руки, унося прочь. Обычно такая грозная и злорадная, на этот раз она предпочла тихо уйти, лишая меня столько милого сердцу зрелища.
Разочарованная, растерянная, брошенная Виола смотрела ей вслед.
— Она всё ещё смотрит, — сообщила я, глядя через её плечо. — Так смотрит, будто уже давно бросилась бы за тобой, моля о прощении, если бы ты была одна. Если ты мечтала о мести, Чили, то она только что случилась: видеть меня в твоих объятьях так невыносимо для неё.