— Ты была просто невыносима, — призналась я. — Но даже в такую тебя я влюбилась без памяти.
— Здорово, я о другом. Разве время не обезобразило меня вконец?
Но облагородило Виолу? Всё познаётся в сравнении, а раз у неё возникали подобные вопросы именно сейчас, значит, Чили всё же успела, как следует рассмотреть её грудь…
Я подпёрла голову рукой.
— Даже если кто-то скажет, что ты худшая Дева, помни, что ты — лучшее, что есть в моей жизни, — рассудила я. Но у Чили было своё мнение на этот счёт. Взглянув на своё отражение, она повернула зеркальце в мою сторону и заключила:
— К тебе, правда, смеет прикасаться лишь солнце.
Солнце, да…
Поддержав её игру, я откинулась на спину, позволяя блику ласкать кожу. Нежное тепло скользнуло по шее к груди, в вырез платья, и я спустила лямку с плеча, отодвигая ткань в сторону. Обнажив грудь, я невесомо провела пальцами по соскам, вторя горячему прикосновению, и невинная детская забава превратилась в соблазнение.
Я тихо окликнула свою пару, чувствуя, как становится влажно между бёдер, едва прикрытых сбившимся подолом. «Поцелуям» солнца я бы предпочла её поцелуи, но Чили разглядывала меня, не отзываясь, держась на расстоянии. Наклонив зеркальце, она направила луч ниже, очень медленно, и я приподняла подол, открываясь для неё.
— Я ревную, Ива, — прошептала Чили, тут же прекращая эти опосредованные ласки. Отбросив зеркальце, она порывисто приблизилась. — Я ревную. Ревную.
— Сумасшедшая, — улыбнулась я, когда она нависла надо мной, накрывая тенью, будто, в самом деле, намереваясь оспорить превосходство солнца.
Никто из Дев бы даже не додумался до такого, но Чили презирала то, чему мы поклонялись, и видела соперников в том, что мы обожествляли. При этом она когда-то всерьёз предлагала сбежать вместе во Внешний мир, где её ревность точно переросла бы в паранойю.
Это могло бы показаться забавным, если бы только подобные мысли на самом деле не сводили её с ума день за днём. Отвергнутая всем кланом, Чили просто не могла не подозревать в предательстве и меня. Наше единство не спасло ситуацию. В чём-то даже усугубило. То, что раньше выглядело, как детские капризы, переросло в приступы страсти, от которых иногда бросало в дрожь.
— Чи…
Болтовне она предпочла поцелуи, по-настоящему обжигающие, оттеняющие солнце.
Вести себя безучастно, а потом внезапно сорваться, одним прикосновением искупая свою отстранённость — похоже, это входило у неё в привычку. Или за нами опять кто-то подглядывал?
Она не позволила мне задуматься над этим, накрывая своим телом, вжимаясь в мои распахнутые бёдра. И это соприкосновение было таким нетерпеливым, требовательным почти до боли… настолько внезапным, что я не сразу признала, что мне действительно больно.
В последнее время Чили демонстрировала своё физическое превосходство во всём, даже ненамеренно. Отклонившись, она порвала платье, будто ненавидя его. Жалобный вскрик она заглушила беспощадным поцелуем. Лёгкие поглаживания на моей груди сменились жадной хваткой. Давление её тела пленяло.
Она стала просто невероятно, пугающе сильной…
— Постой. — Я упёрла ладони в её грудь, но Чили перехватила мои руки, прижав к земле. Замерев, я в последний раз попыталась опровергнуть то, что чувствую именно страх.
Невозможно.
В прошлом Чили не раз смиряла меня, оттесняя и прижимая, и я не видела в этом угрозы, лишь её стремление во всём демонстрировать лидерство. Даже когда она прямо говорила, что дразнить её — рискованно, что её влечение преступно, что она может причинить мне вред, я чувствовала себя в полной безопасности. Эти слова были проявлением заботы. Её беспокойство льстило.
— Чили, не сжимай так… — попросила я, робея, но вместо того, чтобы отстранится, она наклонилась к моему уху.
— Хочу, чтобы тебе всегда было мало меня. — Её рука по-хозяйски сжала меня между ног. — Даже когда я буду так близко, как только возможно… когда буду двигаться глубоко внутри, хочу, чтобы ты требовала большего.
Я заёрзала, пытаясь высвободиться, но добилась лишь обратного результата.
— Отпусти… Мне тяжело… — Поняв, что моё сопротивление вызывает в ней лишь какой-то животный азарт, я крикнула: — Мне больно!
Эхо разлетелось по саду — намного более громкое, чем я ожидала — и ещё долго блуждало по округе. Чили отпрянула, а я накрыла рот ладонью, будто хотела вернуть свой крик обратно.
— Прости, — шепнула я, перепугавшись ещё сильнее.
Мы обе тяжело дышали, глядя друг на друга.
Через минуту раздался её нервный, беспомощный смех.