Сев рядом с каменным углублением, я прикоснулась к её лицу.
— Ты хочешь, чтобы этот мир стал мне так же ненавистен, как и тебе? Ты думаешь, что от этого нижние земли будут выглядеть привлекательнее для меня? Я уверена, что даже там не позволено вести себя так. Разве там не ценят женскую скромность?
— Так вот что тебя пугает больше всего во Внешнем мире, — невесело усмехнулась Чили. — Женская скромность…
— А что меня пугает в этом, сказать? Твоя распущенность.
— Поверь, в этом мире нет никого сдержаннее меня.
Я могла бы опровергнуть это прямо там, если бы захотела. Возможно, Чили этого и добивалась, глядя на меня так. Обнажённая, с блестящей от влаги кожей, окружённая паром и ароматом благовоний, с собранными на затылке волосами, которые так хотелось распустить… она была просто олицетворением греха.
— Как так получилось? — прошептала я, добавляя ей в воду масел. — Мята отказалась обучать Виолу, и вот она проходит последнее испытание в числе первых, в отличие от меня, кому наставница во всём помогала. В итоге мне придётся склонить перед Виолой голову, когда она проедет на мифи. Почему в момент, когда она вот-вот продемонстрирует свои новообретенные способности, от меня отрекается единственная Дева, ещё не разочаровавшаяся во мне? Но главное: почему ты наслаждаешься этим? Моим унижением на фоне успехов Виолы?
Моя слезливая речь не заставила её раскаяться.
— Чем выше взлетишь, тем больнее падать, слышала о таком? Я хочу, чтобы Виола взлетела очень высоко.
И чтобы я пала как можно ниже, очевидно.
— Так наивно с твоей стороны думать, что ты сможешь ей устроить что-то хуже последнего испытания. Виола потеряла свою единую. Она мечтает об изгнании, которого раньше так боялась. Её ничто не держит здесь больше.
Насчёт последнего я была не до конца уверена, и Чили мимолётно улыбнулась, подтвердив мои опасения.
— Согласись, если бы она погибла, было бы совсем не интересно.
Что бы это могло значить? Любой её интерес к Виоле мне не нравился.
— Не знаю даже, радоваться, что ты наслаждаешься не только моими страданиями, или совсем наоборот. — Поднявшись, я обошла лампы и поправила фитили. — К слову о том, что было бы совсем не интересно: не усни в воде, пожалуйста.
— Хм, не смертельно.
— Конечно, нет, но, может, уже хватит на сегодня испытывать границы своего бессмертия? Метрессу тоже считают бессмертной, но даже она была встревожена твоей выходкой. Если на моё мнение тебе плевать, то прислушайся к другой своей единой. Прошу, веди себя пристойно.
Чили опустила руку под воду, с силой себя сжимая, но это было отнюдь не самобичевание.
— Позволь мне извиниться перед тобой.
Ладно, я понимала, что увещевания бесполезны. Только не сейчас. Опиум внушал ей чувство вседозволенности, даже жестокое порицание самой уважаемой отшельницы клана казалось ей безобидной шуткой. Думаю, завтра Чили об этом даже не вспомнит, тогда как Мята будет лелеять обиду, пока не отомстит.
Я не могла оставить это так: если Чили не поддавалась внушению, мне оставалось лишь встать на колени перед наставницей. Который уже раз по счёту?..
— Ива, — глухо окликнула она меня у самого выхода. — Не ходи к Мяте.
Вот оно, очевидное проявление единства: она читала мои мысли.
Я собиралась возразить, но потом передумала. Стоило дать Чили шанс самой исправиться.
— Ладно, но тогда тебе не избежать серьёзного разговора. Приходи завтра в сад, только без опиума.
И Чили пришла. С вином. Ночью, когда я уже отчаялась её ждать и бесцельно бродила по саду. Полнолуние сделало это обычно тихое место оживлённым. Я то и дело натыкалась на резвящихся детей или воркующих парочек. Это казалось милым ровно до того момента, пока я не узнала в самой разнузданной из сестёр Чили. Цвет её волос и телосложение были слишком узнаваемы, чтобы допустить мысль, что я ошиблась. Я могла ошибиться в её намерениях (мало ли зачем она прижимала Виолу к дереву). Только это утешало меня. Первые пару минут. Пока Чили не сунула руку ей между ног. И для меня это было даже большей неожиданностью, чем для Виолы. Я заглушила вскрик ладонью, тогда как Виола даже не подумала сдержать стон.
Но самое паршивое было даже не в этом, как ни странно. А в том, что Чили прекрасно знала, что за ней наблюдают. Её укрытие было ненадёжным для того, что она затеяла. По случайности сюда мог забрести кто угодно. Подруги Виолы. Имбирь.
Да, даже дико ревнуя, я продолжала изумляться её безрассудности. Что касается моей собственной безрассудности: я шагнула, собираясь закатить истерику, поднять такой шум, что горы содрогнутся… но каким-то чудом одумалась. Нет, это не означало, что, сбежав, я упустила момент. Злость после такого не могла утихнуть, совсем наоборот: я знала, что за время, пока Чили сама не найдёт меня, я растравлю себя ещё сильнее. Воображу себе в подробностях то, что не смогла увидеть и услышать. Придумаю целый обличительный монолог вместо жалкого: «ты зачем её трогала?!».