Фицроджер молча шел впереди, а Имоджин тихо и робко следовала за ним. Ее нервировало, что он на ходу похлопывал себя по ноге кнутом. И еще она волновалась, глядя, как Тай прихрамывал. Неужели он теперь все время будет хромать, подумала Имоджин.
Когда они вошли в главную башню, Имоджин огляделась вокруг, вспоминая сцены былой боли и ссор. Ее поражало, как сильно изменилась она сама и вся ее жизнь с тех пор, как она покинула эти стены.
Имоджин посмотрела на мужа, одетого с головы до пят во все черное, увидела его сердитое лицо, и у нее задрожали колени.
Тайрон отошел от жены и повернулся к ней лицом, не выпуская из рук хлыста. Его глаза сверкали от ярости.
— Ты была не права. Скажи мне это. Имоджин попыталась проглотить слюну в горле.
— В глазах людей я не права. Я это знаю.
— Я предупреждаю тебя, Имоджин, что с удовольствием отлуплю тебя.
Потом он вспомнил, что в руках у него находится хлыст.
Он отшвырнул его, и тот с шумом упал на пол. Имоджин чуть было не упала в обморок от облегчения.
— Ты хотя бы понимаешь, сколько неприятностей было у меня из-за тебя? Ты разбередила самую больную рану в сердце Генриха — манию проповедовать справедливость. И мне пришлось применить все свое искусство уговаривать и даже где-то надавить на него, чтобы все разрешилось так легко. Ты понимаешь это?
Имоджин кивнула головой. Она тщетно старалась, чтобы у нее не дрожали губы, пока муж отчитывал ее.
— Мне так жаль, — сказала она.
— Чего тебе жаль? Объясни мне. Она посмотрела на Тайрона.
— Мне жаль, что ты злишься на меня, — призналась Имоджин. Тайрон захохотал.
— Ты, как всегда, слишком честна. Это твой врожденный грех.
— Ты предпочитаешь, чтобы я не говорила правду?
— Конечно, этим бы ты значительно облегчила мне жизнь.
И у Имоджин потекли две слезинки по щекам. Она торопливо их смахнула с лица и захлюпала носом.
— Клянусь священной чашей Грааля, Имоджин, — было видно, что ярость его немного утихла, — я не злюсь на тебя за то, что ты такая правдивая. Хотя если бы ты дала клятву на суде, то все было бы гораздо проще.
Имоджин гордо приподняла подбородок.
— Фицроджер, я больше не могу давать ложные клятвы, — грустно заметила она. — Мне было так больно…
— Моя слишком честная амазонка. Тайрон глубоко вздохнул и продолжил:
— Имоджин, неужели ты все еще не поняла, что жизнь — это борьба, где идут в ход и ногти и зубы, а не чудесная сказочка про принцесс и их верных паладинов?
Она отрицательно покачала головой, а Фицроджер принялся расхаживать по комнате.
— Я боюсь за тебя! Ты мне напоминаешь меня самого, когда мне было тринадцать лет и я предстал перед Роджером Кливским и стал перечислять все его грехи! Конечно, я был прав, но как мне пришлось страдать после этого!
Она заглянула ему в глаза.
— Но ты был прав!
— Не забывай, чем обернулась для меня эта правда!
— Я ничего не забыла! Ты спас меня, мой паладин!
— Имоджин, я никакой не паладин!
— Для меня ты именно такой. Ты пытался спасти меня от моей глупости с того самого момента, когда я ударила тебя, разве я не права?
— Значит, ты меня раскусила, да? Имоджин не сводила с него взгляда. Тайрон раздраженно сказал ей:
— Как только я пришел в себя, то сразу понял, что у нас возникли проблемы. Теперь мне кажется, что было бы лучше, если бы Ренальд не возил тебя в Клив. Это был бы более умный маневр, но твоей шкуре тогда пришлось бы нелегко!
Он почти сладострастно посмотрел на плетку, а потом на жену.
— Но мне тоже тогда казалось, что тебе лучше оставаться в Кливе, пока я не решу все для себя. Я надеялся, что, когда будет взят замок Ворбрика и Генрих поймет, какое там творилось зло, он хоть немного смягчит свой гнев. Но все оказалось не так. Он решил, что в нашей стране будет торжествовать только справедливость.
— Признаюсь, что меня не волновало то, что был убит Ворбрик. Я очень боялась, что ты меня бросишь за то, что я ударила тебя.
Лицо Тайрона сразу стало серьезным.
— Я никогда не оставлю тебя, Имоджин. Он произнес это весьма строго, но она была рада услышать такие слова.
— Спасибо за то, что ты постарался расхлебать заваренную мною кашу.
— Я не мог поступить иначе. Ведь ты моя жена.
Он продолжал говорить с ней довольно сухо.
Имоджин была готова расплакаться. Неужели это все, что он испытывал к пей? Просто обычная заботливость?! Неужели навсегда угасли те чувства, которые так сблизили их в пещере? Те напряженные часы страха и опасности стали самыми прекрасными мгновениями всей ее жизни! Она посмотрела на плеть. Рели это поможет ей вернуть расположение Тайрона, то она сама подаст ему ее, стоя на коленях.
— Но ведь ты спаслась от серьезных обвинений с помощью ума и сметливости! — Фицроджер вдруг застонал. — Господи, у меня сердце ушло в пятки, когда ты обернула слова Генриха против него самого.
— Это было опасно? Мне так не показалось. Но я больше ничего не смогла придумать. Я так боялась.
— Имоджин, неужели ты не поняла, что я никогда не допущу, чтобы ты страдала по-настоящему?
Ей показалось, что Тайрон был обижен.
— Конечно, я это знала, но боялась именно этого, — уверяла она мужа. Фицроджер возмутился:
— Святой Боже, Рыжик! Ты что, ничего не понимаешь? Ты не должна меня опекать! Это я должен заботиться о тебе!
У Имоджин потеплело на сердце, когда он произнес ее любимое прозвище — Рыжик!
— Фицроджер, я ничего не могу поделать. Я тебя люблю!
Он внезапно замолчал, как будто она опять стукнула его по голове камнем.
— Скажи-ка мне кое-что, — мягко попросила его Имоджин.
Он посмотрел на нее, но по его взгляду было невозможно вообще что-либо определить.
— Ты бы предпочел, чтобы я позволила тебе сражаться с Ворбриком?
— Пойми меня, Имоджин, если бы ты была рядом, когда я пришел в себя, тебе бы здорово от меня досталось.
— Ты хочешь сказать, что, когда у тебя бывают приступы ярости, мне лучше держаться от тебя подальше?!
Тай возмущенно покачал головой.
— Неужели тебе непонятно, что большинство мужчин желали бы, чтобы я сильно поколотил тебя?
— Да, но я вижу, что ты не хочешь ответить на мой вопрос.
Тайрон снова покачал головой.
— Нет, в тот момент ты хорошо сделала, что не позволила мне сражаться с Ворбриком.
Имоджин не успела ничего сказать, и Тайрон добавил:
— Но не вздумай повторить такую же глупость еще раз.
— Тогда я ничего не понимаю, — смутилась Имоджин.
— Возможно. Но с этого дня ты станешь прилично вести себя в соответствии со своим положением и полом.
Имоджин вздохнула так тяжело, что можно было понять все ее тайные мысли.
— Тогда тебе лучше отправить меня в монастырь. Я окончательно поняла, что больше не могу быть послушной и слабой женщиной. Кажется, во мне что-то сломалось и починить это больше нельзя.
Тайрон резко засмеялся. Жена посмотрела на него, и он сказал:
— Я пытаюсь припомнить момент, когда ты была послушной и слабой женщиной, Имоджин.
— — Я была такой до того, как все это началось, — серьезно заявила она ему. — До того как я узнала тебя.
Имоджин показалось странным, что было такое время, когда она не знала его.
— Ты была такой? Тогда, значит, твой отец умел лучше справляться с тобой, чем это могу делать я.
Тайрон снова прошелся по комнате.
— Ты мне скажи, — наконец произнес он, — неужели ты не можешь хотя бы делать вид, что ты именно такая?.. Ну конечно, исключая ситуации, угрожающие жизни, когда ты почувствуешь, что тебе нужно действовать, чтобы спасти себя и меня.
Имоджин стало неприятно, когда она почувствовала раздражение в его голосе, но она утвердительно кивнула.
— Да, я обещаю это тебе.
— Хотя бы на людях, — добавил Тайрон.
— Конечно, — смущенно согласилась она.
Фицроджер улыбнулся, это была настоящая теплая улыбка.