— «Они истекают кровью на гнездах», — вспомнил офицер Гуччи другие слова доктора Кауфмана. — Речь об убийствах? Ритуальных?
Нелли молча отвела взгляд, и этого было достаточно для нее, чтобы выдать себя. И Орден.
— Сколько жертв уже было? — спросил Томас.
— Двадцать три, — нехотя выдавила из себя она. — И двадцать четвертая скоро будет. Она уже есть. Но не знает об этом!
Орден, палачи, ведра крови… Офицеру Гуччи все труднее давалось самообладание. Его голос едва предательски не сел на последнем, важнейшем вопросе:
— Одна из жертв — мой отец?
— Глупый мальчик! — раздраженно воскликнула Нелли. — Птицы на гнездах!
— Женщины… — осознал он. Одним вопросом — о значении птиц — стало меньше. Но что же все-таки значило послание? Кому была адресована мертвая канарейка в парикмахерской? Ей, Нелли? Но тогда она делала бы что угодно, только не пряталась бы в Церкви Ордена! И не продолжала бы так странно улыбаться, словно уродливая щербатая Джоконда.
— Точно не хочешь ничего добавить здесь, чтобы нам не пришлось идти в участок? — еще раз попытался припугнуть ее возможным арестом Томас.
Женщина безучастно пожала плечами:
— Веди, если считаешь нужным.
Полицейский ухватил ее под руку и повел к дверям церкви. Он решительно дернул массивную бронзовую ручку, но замок оказался запертым. Гуччи обернулся, однако в зале храма по-прежнему не было никого, кроме него и Нелли. Мужчина дернул ручку снова, потянул на себя несколькими рывками со всей силы, но все усилия оказались тщетны. Он отошел на пару шагов от выхода, раздумывая о других вариантах действия, когда неожиданно кто-то несколько раз настойчиво подергал дверь с другой стороны. В этот момент Нелли отпрянула от дверей храма, как от огня.
— Туда нельзя идти! — воскликнула она прежде, чем Томас успел что-то спросить. — Но я знаю другой выход. Даст бог, там будет безопасно. Увы, я не могу помолиться за тебя, Томми.
— Я об этом и не просил, — холодно бросил Гуччи.
— Сними наручники, — попросила его Нелли.
Офицер без особого желания внял ее просьбе. Она раздражала его, неприязнь к этой женщине доходила сейчас у него до физического отвращения, чего он никогда не испытывал прежде, хотя знал коллегу Говарда очень давно. Возможно, все дело было в принадлежности к Ордену, а, возможно, в сумасшествии. Неприятная женщина взяла Томаса за руку и потащила к алтарю. Он не спешил следовать за ней, но и не сопротивлялся. Перед круглым дощатым помостом она свернула влево, указав на незаметный темный проход, ведущий куда-то за полукруглую стену, расписанную фресками. Прежде, чем оказаться в полной темноте, Гуччи видел, как в ее руке сверкнул бронзовый медальон с отчеканенным Нимбом Солнца. Нелли тащила Томаса по тесному коридору, едва вмещавшему человека с его шириной плеч. Наконец, полоска тусклого света рассекла сплошную завесу мрака, а затем расширилась до прямоугольника. Полисмен вслед за женщиной покинул здание церкви.
Они очутились на очередной разбитой лестнице, изъеденной лишайником, которая спускалась к равнине городского кладбища. Здесь трава между крестов, стел и могильных плит еще не зачахла, сохранив блекло-зеленый цвет. И здесь не произрастали дьявольские маки. Томас успел невзлюбить эти цветы, как и сектантку Нелли, за один день, но сейчас земля без них почему-то будила в его душе нехорошие предчувствия. В сумерках туман стлался над погостом, но при этом не ронял уже почти привычный пепел.
— Ты слышала о пожаре в шахте? — задумчиво обратился Гуччи к своей вынужденной спутнице.
Нелли удивленно усмехнулась:
— О каком еще пожаре? В какой шахте?
— Уилтс. Других в Сайлент Хилле нет.
— Да весь город был бы на ушах, если бы что-то такое случилось.
Весь город… В этот момент рассмеяться захотелось Томасу, хотя совершенно безрадостно, но в полном смысле безысходно. Его нервировало то, что невозможно понять, но когда было известно, что понять нечто можно, что можно отыскать объяснение, но непреодолимая и непостижимая преграда вставала на пути к обретению знания об истине, это ввергало в ярость, в неописуемое мучительное исступление. Понуро уставившись себе под ноги, Гуччи спустился по обветшалой лестнице. Он уже ступил на упругий ковер влажной травы, когда за спиной его раздался скрежет и сиплое кряхтение, за которыми последовал полный страха женский вскрик. Офицер выхватил пистолет и обернулся. За спиной светловолосой женщины, оставшейся стоять в одиночестве под стеной церкви, которая, как уповала она, должна была ее хранить, появилось серое, покрытое пятнами черной спекшейся крови нечто. Высокий и тощий человекоподобный монстр с безвольно запрокинутой головой, отсеченными кистями рук и дырами на коже, заполненными кусками ржавого железа, был распят на длинном металлической лезвии с двумя направленными в одну сторону остриями. Руки конвульсивно дергающейся твари были пригвождены к лезвию огромными поблескивающими болтами, а в центре массивный многогранный крепеж, заросший ржавчиной, был глубоко всажен в грудную клетку. Нелли, спотыкаясь, попыталась сбежать вниз, но оступилась на раскрошенных неровных ступеньках. Гуччи пробовал прицелиться, но не мог понять, куда стрелять, если не в болтающуюся голову и не в зашитую металлом грудь. Выстрел в живот не остановил монстра — тот, заваливаясь то на одну, то на другую сторону, хрипя и кряхтя, подобрался к женщине и, развернувшись рывком, начисто отсек ей голову.