VII
Обратившийся в единую черную, лишенную лица тень, будто ставший земным воплощением темного забытого бога Эреба или силуэтом безжалостного мстителя Кзучилбары, измотанный, отрешенный, но обновленный, дважды рожденный человек брел в ночи вдоль хранящего незыблемый покой озера. Осколок зеркала небес на земле, позолоченный звездами палых листьев, не получал на сей раз никакого внимания со стороны Томаса. Офицер не замечал вообще ничего вокруг, когда взгляд его оставался обращенным глубоко внутрь себя. Его вины не было в печальной участи родителей, но за его жизнь была уплачена невообразимо высокая цена. Должна ли была сия плата окупиться исполнением мистического долга перед родом — этот вопрос оставался без ответа. Как и то, переплетался ли долг с миссией, принятой у несчастного Майкла Кауфмана. «Какое у того, что стало с доктором, отношение ко мне? Видимо, история, в которую он вляпался, очень похожа на историю моей семьи…» — на этой мысли офицеру Гуччи пришлось остановиться, ведь он сам не заметил, как очутился у дверей своей квартиры, словно в одночасье. Балахон с островерхим треугольным капюшоном упал с его плеч на пороге — мужчина не собирался вносить подобную дрянь в дом. Все так же ослепленный наплывом мыслей, Томас с порога направился в ванную, и время растворилось в потоках холодной воды, смывающей темно-алыми нитями кровь. Лишь в этом, вновь затянувшемся очистительном обряде Гуччи обрел контакт со своим усталым, ноющим от недавней перегрузки телом, а когда вышел из ванной, нагой и мокрый, пробранный холодом, по квелому рассудку ударило осознание того, что утром полицейскому нужно будет заступать на смену. Томас снова ощутил страх и сопротивление — он не находил в себе готовности так скоро вернуться в строгое русло рабочей жизни, взяться за привычные обязанности, делая вид, что ничего не случилось. В этот раз полисмен однозначно чувствовал, что еще не все он довел до конца. С тяжелой головой Гуччи лег в постель, понимая, как важно было сейчас выспаться или как минимум попытаться поспать, но его не оставляли смятенные мысли о двадцать четвертой мертвой птице. «Что, если это все же женщина Кауфмана? — гадал он, уставившись в потолок, на сером полотне которого в полумраке вырисовывались эфемерные рябящие узоры. — Что-то должно указать на нее. Открытка с астрой… Неужели на ней ничего не написано?». Томас не мог отложить поиски ответа — он встал и, подобрав с пола прихожей грязную рваную рубашку, достал то, что находилось в ее нагрудном кармане. На открытке с красным цветком было напечатано только латинское обозначение растения: «Dahlia Coccinea». И этого было достаточно. Если бы только офицер сразу заметил название георгины, то мог бы все понять гораздо раньше. «О черт… — содрогнулся перед тревожным открытием Гуччи. — Я и подумать не мог, где все сойдется! А вот оно — Далия и Кауфман… Проклятье, как я сразу не узнал?! Ее светлые волны волос, тонкие губы, излом бровей и голос… Что выходит? Далию хотел защитить Кауфман, она станет двадцать четвертой жертвой? Если так, то боится она того, что ее дочь останется одинокой? Без отца, без семьи, в руках сектантов… Но и детей они тоже не щадят! Майкл должен был знать, что он отец Алессы, так не она ли привела его обратно в Сайлент Хилл? Не знал ли он об угрозе, нависшей над дочерью? Так или иначе, он точно понимал, что являлся причиной их участи. «Цветок моего зла». Вот, что за грех на его совести, что за порок был неисцелим!». Для самого же Томаса открылся нежданный поворот — даже в нормальной реальности, ненадолго проблеснувшей средь тумана и крови, дорога свела офицера Гуччи не со случайными людьми. Долг, принятый им у Майкла Кауфмана, касался Далии и Алессы Гиллеспи. Но почему же мать увела дочь от него, даже не попытавшись получить помощь, в которой он бы не отказал?
Теперь Томас окончательно лишился сна и покоя. Он корил себя за то, что не сумел вовремя понять, кто может быть последней птицей. Он рисковал не оправдать надежд Говарда и упустить ее! Гуччи пытался решить, что теперь он мог сделать. В любом случае он не знал, где искать семью Гиллеспи. Стоило дождаться утра и пойти на работу, а там уже появится возможность. Коллеги поймут, помогут навести справки. «Вы же знаете, в каком городе мы живем?» — этой фразы всегда было достаточно в Сайлент Хилле.
Офицер полиции старался всеми силами убедить себя в том, что время, когда он узнал о Далии, не решало ничего, что действовать ему все равно не позволял дефицит информации. Он снова лег в постель, но не мог даже сомкнуть глаз. Сердце, отбивая дикий ритм, толкало его предпринять хоть что-то, что было возможно. Томасу точно было известно о семье Гиллеспи лишь одно: они были из старого города. Все, что было в его силах при таком раскладе — находиться максимально рядом. С этим переполошенный, взведенный Гуччи принял смягчившее его терзания решение: он не стал дожидаться начала своей смены, а надел полицейскую форму и направился в жилые массивы на другом берегу озера Толука.