Переступив порог квартиры, Томас из последних сил, сняв обувь и куртку, добрел до своей комнаты и упал на кровать, уставившись в пространство несфокусированным отсутствующим взглядом. Ему хотелось расслабиться и не думать ни о чем, провалиться в сон и проснуться здоровым, насколько его организм позволит ему восстановиться. Но глаза не закрывались, словно какая-то сила запрещала Томасу забыться, и вдруг осознание того, что это была за сила, обрушилось на него подобно ледяному потоку, заставив полисмена тут же вскочить, позабыв об усталости и так не вовремя навалившемся недомогании. Он ушел из дома вечером прошлого дня, а вернулся утром, и все это время отцовские ключи находились у него. Так, значит, Говард Гуччи так и не приходил домой? «Нет, это не однозначный вывод. Подумаешь, ну потерял ключи — бывает. Мог же он прийти к парикмахерской и дождаться Нелли».
Томас вернулся в жилую комнату и увидел записку отца на том же месте, где ее и оставил. Воздерживаясь от поспешных выводов, он заглянул на кухню, убедившись, что этим утром никто здесь не готовил себе завтрак. Полисмен еще раз прошелся по всем комнатам, осмотрел все вещи, но не обнаружил ни единого признака того, что Говард Гуччи наведывался домой в то время, когда его сын ходил по городу. «Ходил… и упал без чувств на газоне под окнами! И этого никто не заметил?». Почему Гуччи сразу не подумал об этом — не потому ли, что это не вписывается ни в какие разумные рамки? «Где были люди? — тщетно спрашивал он сам себя теперь. — Где они сейчас? Где отец?».
Задаваясь вопросами без ответов, Томас осматривал содержимое ящиков старого комода с трюмо на нем, стоящего в жилой комнате, когда понял, что не может открыть последний ящик. Неизвестно, был ли он намеренно заперт или же древний замок давно сломался. Офицер решил, что на всякий случай откроет этот ящик любым способом, и взял из шкафа инструменты. Дряхлое от времени дерево сдалось после пары ударов молотка по стамеске, после которых выломать замок «с корнем» не составило труда. Вытащив взломанный ящик, Гуччи едва не выругался — как и ожидалось, этим ящиком давно не пользовались, и в нем не было ничего ценного в каком-либо смысле, только какие-то старые тряпки и маленькая пирамидка из серо-красноватого шершавого камня. Может, она отбилась от архитектурного элемента на фасаде какого-то здания. Томас вспомнил, как в детстве такие вещи вызывали у него интерес, как, должно быть, у всякого мальчишки, и то ребяческое любопытство заставляло приносить в дом все найденные на улицах необычные предметы, о которых, наигравшись, он мог напрочь забыть. Сейчас каменную пирамидку Гуччи не удавалось вспомнить, но некий отзвук ностальгических чувств заставил его положить обнаруженный предмет в карман. Чтобы точно не упустить ничего, Томас осмотрел и старое тряпье с потрепанным вытянутым ворсом, но, забрав кусок ткани из ящика, он увидел кое-что действительно важное. След на въевшейся в деревянное дно пыли указывал, что в ящике находился когда-то еще один предмет — прямоугольной формы, размером с небольшой блокнот. И кто-то забрал этот предмет совсем недавно, прикрыв его след грязной тряпкой. Может, здесь был и не блокнот вовсе, а, например, коробка… Коробка или шкатулка могла являться важной вещью, но как Говард, находясь на рабочем месте, мог узнать о пропаже того, что годами хранилось у него в доме под замком? Томас крепко задумался, выпрямившись и бросив невольный взгляд в трюмо на комоде, и резко отшатнулся в сторону — ему показалось, что та неведомая тварь, гнавшая его по улицам в каком-то безумном наваждении, снова появилась у него за спиной. Отделаться от возобновившегося ощущения преследования полицейский так и не смог. Не расставаясь с пистолетом даже в родной квартире и передвигаясь, исключительно находясь спиной к стене, он не мог рассчитывать на отдых, который был так необходим ему сейчас.
II
До утра следующего дня Томас так и не смог заснуть дольше, чем на двадцать минут. Мужчина знал это, потому что, просидев всю ночь у стены с пистолетом в руках, постоянно просыпаясь от выматывающих кошмаров, он каждый раз оглядывался на настенные часы. Гуччи был готов мысленно просить время идти быстрее, но оно, конечно же, было неумолимо. Едва мучительная ночь ослабила свою хватку, Томас после завтрака собрался в госпиталь Брукхэвен. «Кто же добровольно захочет связываться с психиатрией, — с понятным опасением думал он. — А в терапию идти пустое — все равно направят к мозгоправам. Но пока я понимаю, что все, что происходит со мной, не нормально и не реально, я могу твердо говорить, что я нормальный. Хоть бы, хоть бы это был достаточный критерий!».