— Мне нужна твоя помощь, — оказалось, я говорил шепотом.
Уильям подошел ближе и наклонился надо мной.
— Что я могу сделать?
— Тебе придется меня зашить и обработать рану от твоего же яда.
— Яда? — В его голове сквозило удивление.
— Не надо лишних слов, — я поморщился. Каждое слово давалось мне очень тяжело.
— Да, конечно.
Он отошел обратно из комнаты, чтобы найти иголку с ниткой и взять из ванны аптечку, где еще остались какие-то перевязочные материалы. Когда Уильям вернулся, то сел на край кровати и положил свою ношу на колени.
— С чего мне начать?
— Избавься от яда.
— Как от змеиного?
— Да.
Уильям неуверенно протянул руки к повязке и убрал окровавленное месиво из ваты и марли. Его взгляду открылся тот кошмар, который он сотворил со мной. Я видел, как он старался сдерживать слезы, но не чувствовал ничего. Мне просто хотелось, чтобы он понял, что продолжаться так больше не могло.
— Только аккуратнее.
— Конечно.
Он сперва осторожно вытер рану влажной чистой марлей, а потом наклонился, чтобы накрыть ее ртом и втянуть в себя мою зараженную кровь. Я дернулся весь, стиснул зубы и чуть ли не взвыл — старался сдерживаться. Из глаз потекли слезы. Это было невыносимо больно. Я открыл рот, тяжело дыша, а потом все-таки застонал и вскрикнул, пальцами вцепившись в одеяло под ладонями.
Пытка длилась не меньше минуты, пока он не набрал рот крови и не сплюнул ее в принесенную миску. Потом ему пришлось отлучиться, чтобы снова набрать чистой воды и вернуться. Я смотрел то на него, то на потолок, пока он вытирал кровь вокруг раны.
— Я не знаю, что здесь можно сшить. — В его голосе сквозили слезы.
— Думай. — Меня не хватало на полноценные фразы.
— Ладно, — Уильям вздохнул. — Я постараюсь.
Он занимался мной, пока наконец не сообразил, как сшить разорванную в клочья кожу, но у него, видимо, получилось, поскольку потом он наложил мне на плечо новую повязку, которая не пропиталась кровью за считанные минуты.
— Джон.
— Избавь меня от этого.
— Мне очень жаль.
— Мне от твоей жалости не легче.
Я закрыл глаза. Говорить было слишком тяжело, но, коли Уильяму приспичило, я решил удовлетворить это его желание.
— Ты хочешь, чтобы я ушел?
— Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое.
— Ты простишь меня за это? — Уильям все еще не мог успокоить рыдание в своем голосе.
— Чтобы в следующий раз ты убил меня?
— Считаешь, что следующий раз будет?
— Зависит от тебя.
— Ты… Ты оставишь меня?
— Сейчас я не могу даже встать.
— Извини.
Он опустил голову и тяжело вздохнул.
— Тебе надо отдохнуть.
Я ему уже ничего не ответил. Усталость была слишком сильной, а желание разговаривать было на грани низшей точки, а потому я просто закрыл глаза и отвернул от него лицо. Холт собрал все принесенные вещи и ушел, тихо прикрыв за собой дверь. Я промучился еще минут двадцать, а потом все-таки заснул. Это было благословение.
Весь следующий день я вновь провел в постели. Боль не давала мне встать. Я чувствовал, как тело мучительно пыталось себя восстановить, а потому у меня проснулся голод, но выйти на охоту не было ни единой возможности, значит оставалось только терпеть и ждать момента.
Я проваливался в бессознательность, потом просыпался снова. Я пролежал больше двух дней в кровати не вставая. Уильям больше не заходил. Я не хотел его видеть. Я слишком сильно устал и вымотался за такое количество дней, пока он сходил с ума, а я не мог ему помочь. Уильям не просил помощи, но при этом не справлялся, делал все по своему желанию и сбегал от проблемы. Я принял его желание на веру, поскольку он даже не пытался меня услышать, когда я к нему обращался. Оставалось лишь ждать и наблюдать, но Холт умудрился довести ситуацию до крайности.
Я не думал о том, что нам стоит закончить отношения, но начинало казаться, что Уильям бы сам предпочел от меня уйти. Чувство вины сыграло в этом немалую роль. Я не был готов что-то решать, поскольку меня никто не спрашивал. Я не обдумывал. Я предполагал, что все могло прийти к подобному развитию событий, но все-таки верил, что мы сможем это пережить. С другой стороны, накатывала обыкновенная усталость. Мы прожили вместе четыре замечательных года, и все рухнуло в один момент.
Я жалел о том, что обратил его. Но в то же самое время я прекрасно понимал, что так или иначе мы бы к этому пришли. Раньше или позже, ведь Уильям бы начал стареть, пока был смертным, и единственной возможностью остаться друг с другом было обращение.
Уже была вторая половина февраля. Мы прожили так больше месяца. Я думал о том, когда все это должно было закончиться. Я не переживал подобных мучений, а Уильям решительно сходил с ума. Я хотел помочь. Я не хотел его оставлять. Но все становилось совершенно безнадежным. Иногда я думал, что Уильям в конечном итоге дойдет до ручки и покончит с собой или убьет меня, или попадется каким-нибудь охотникам на вампиров, которых, правда, я не встречал многие десятилетия. Точнее, я никогда не был знаком с ними лично, но порой слышал занятные и даже ужасающие истории.
Я смог встать через три ночи и, несмотря на некоторое нежелание, хотя это была скорее обида и непонимание, но при этом я более чем все осознавал, я постучался в комнату Холта. Дверь открылась спустя полминуты. Он воззрился на меня с удивлением, слово увидел в первый раз. Спохватившись, Уильям впустил меня. Я прошел в комнату и тяжело опустился в кресло. Он сел на край кровати, смотря на меня с неуверенностью и вопросом.
— Нам пора поговорить.
— Да, конечно.
— Уильям, — начал я, — то, что с тобой происходит, уже переходит всякие границы.
— Я понимаю.
— Нет, не понимаешь. Ты молчишь. Ты думаешь, мне легко смотреть на то, что с тобой происходит?
— Нет.
— Вот именно, Уильям, — я покачал головой и тяжело вздохнул. — Нам нужно что-то решить.
— И как ты себе это представляешь? Что мы можем с этим сделать? Что ты можешь с этим сделать?
— Мы можем хотя бы постараться привести тебя в чувство. Ты невменяем.
— Я знаю. Но у меня не получается с этим бороться.
— Эти две недели ты вел себя адекватно. Что изменилось?
— Голод был невыносимым.
— Ты с первого дня был голоден.
— И голос. Голос постоянно твердил, что я должен принести тебя в жертву.
— Голос? — Я непонимающе посмотрел на него. — Какой еще голос?
— Я на самом деле схожу с ума. — Уильям опустил голову, запустив пальцы в волосы.
— Какой еще голос, Уильям? — Я серьезно на него посмотрел.
— Демона.
— Демона?
— Он говорит, что я должен избавиться от своей слабости. Должен убить тебя.
Между нами повисло молчание, но потом Уильям сказал, вероятно, то, что хотел сказать давно:
— Я долго думал и решил. Ради тебя самого, Джон, я тебя отпускаю.
— Отпускаешь?
— Уходи, Джон, и не возвращайся.
— Ты шутишь?
— Нет.
— Уильям.
— Уходи, пожалуйста, Джон. Я не хочу причинять тебе боль.
Его глаза вновь оказались на мокром месте, а в голосе проступила горечь.
— Холт, ты понимаешь, что не справишься сам?
— А что мне остается? В один день я просто вырву у тебя сердце и принесу в жертву этому чудовищу, которое живет во мне. — Теперь в его голосе проступила истерика.
— Довериться мне наконец и рассказать, что с тобой на самом деле происходит?
— Я не могу обещать, что завтра с тобой не случиться то же самое. — Он поджал губы и посмотрел на мою шею.
— Не обещай. Обещай другое.
— Что?
— Бороться до самого конца.
— Но я не могу.
— Ты должен.
Уильям вытер лицо и коротко кивнул.
========== Еженедельник Джонатана Уорренрайта: «Разговоры» ==========
Мы разговаривали очень долго, почти до самого рассвета. В конечном итоге я совершенно иссяк и выдохся. Я был так отвратительно голоден. Рассудив, что у меня нет другой возможности питаться, я сказал Уильяму: