Чашка с горячим сладким чаем приятно грела руки в дождливый день. В Лондоне, наконец, похолодало и небо вновь затянуло тучами, но это нисколько меня не заботило. Подойдя к Джонатану и присев на подлокотник кресла, я потянулся и поцеловал его.
— Сколько осталось времени? — спросил я, улыбнувшись Уорренрайту своей самой ласковой улыбкой.
— Пятнадцать минут, — ответил он, взглянув на часы.
— Ему не стоит опаздывать. — Хмыкнув, я поднялся и сделал круг почета по гостиной, где мы проводили большую часть времени.
Все наши основные вещи были уже собраны — мы планировали покинуть Англию через несколько дней. Меня уже подташнивало от здешних мест, от осточертелых стен. Я отправил письмо во Францию, чтобы мне подготовили номер в отеле на проспекте Оперы, где мы останавливались в наш первый приезд. Его местоположение с окнами на Дворец Гарнье был мне более чем по душе. Я любил Париж и хотел оказаться в нем как можно скорее.
В этом доме, в этой стране больше не осталось ничего, за что бы стоило держаться. Жизнь утекла, как песок сквозь пальцы, растворилась во времени, которое забрало у меня родных людей и мое прошлое, оставив лишь настоящее. Я уже предвкушал бокал вина в одном из лучших ресторанов на острове Сите с видом на Собор Парижской Богоматери. Теперь мы все чаще разговаривали с Джонатаном на французском, чтобы прибыть в столицу Франции как в родную. Я обучил Уорренрайта достаточно хорошо, чтобы я больше ему не понадобился для общения ни с булочником, ни с титулованной особой.
Мы читали друг другу Бодлера, обсуждали известные и не очень повести, а потом долго разговаривали о том, какую бы хотели устроить себе новую жизнь. Конечно, мы не планировали оставаться в отеле на всю оставшуюся жизнь. Нам нужен был дом, где бы мы могли жить, как небольшая семья, или же квартира с красивым видом, обставленная достаточно уютно, чтобы хотелось проводить в ней время. Я был воодушевлен и совершенно спокоен, чувствовал себя безопасно и счастливо, зная, что человек, который дорог мне больше всего на этом свете, будет со мной действительно всегда.
Пятнадцать минут истекли, и практически вовремя, опоздав всего на две, в дверь постучали. Я пошел встречать нашего гостя, который точно не ожидал меня увидеть на пороге дома, хотя это было очевидно — поместье принадлежало лично мне.
— Добрый вечер, полковник Элдридж, — появившись в дверном проеме, я встретил его не удивленный, но несколько смущенный взгляд.
— Здравствуйте, мистер Холт. Я получил приглашение. Но не думал, что найду вас здесь, — его голос звучал несколько приглушенно.
— О, полковник, это ведь было ожидаемо. Проходите, — я кивнул и шагнул, чтобы позволить Ричарду войти.
Я чувствовал его смятение спиной, и мне так откровенно хотелось смеяться. Он прошел за мной в гостиную, где Джонатан уже стоял около стола с бокалом бренди. Он налил и второй бокал, предложив его полковнику, который неловко кивнул и взял его в руки.
— Вы ведь понимаете, по какой причине вас пригласили? — Я усмехнулся и внимательно посмотрел на полковника.
— Не совсем, мистер Холт. — Он качнул головой. Я не чувствовал в нем уверенности военного. Как любовь меняет человека.
— Зато я совершенно в этом осведомлен. Присядем! — Сев в свое кресло, я сложил ногу на ногу и прищурился.
Полковник подчинился моей просьбе, а Джонатан остался стоять, но подошел ко мне и облокотился на кресло. Предоставив мне полную свободу, он не говорил ни слова. Разве что кивнул Элдриджу в знак уважения. Это едва ли не заставило меня поморщиться.
— Понимаете, Ричард, — начал я, — вы вздумали, вообразили в своих мыслях, что имеете право владеть тем человеком, которого я люблю.
— Мистер Холт, — он вознамерился защищаться, но я был быстрее.
— Нет. Говорить буду я. — Едва ли не подавшись вперед, чтобы наброситься, я покачал головой. — На приеме у баронета вы проявили внимание к Джонатану, прекрасно зная о том, что мы состоим в отношениях. Это было очевидно. Очевидно для всех, потому что ни один из нас этого не скрывал.
Ричард слушал меня с нечитаемым выражением лица.
— А затем, вы не просто проявили к нему внимание, вы его поцеловали. Это была плохая идея, полковник. — Вцепившись пальцами в подлокотники кресла, я подался к нему ближе. — А потом вообразили, что имеете право разделить с ним постель.
— Насколько я знаю, Джонатан, — он взглянул на Уорренрайта, — не был против.
Я вздохнул, хмыкнул и покачал головой. Уорренрайт все еще ничего не говорил.
— Нет, полковник, это не так. Джон?
— Я никогда не спал с вами, Ричард. — Его голос был слегка тронут жалостью к этому человеку.
— Но…
— Это был я. — Вскинув голову, я внимательно следил за реакцией Элдриджа. Было приятно наконец-то раскрыть карты.
— Что вы имеете в виду, мистер Холт?
— Все ваши ночи, — я скривился, — проведенные с моим возлюбленным — всего лишь фикция. Колдовство, если пожелаете.
— Что за чушь вы несете? — Он смотрел на меня, как на умалишенного, но мне все еще до невозможного хотелось рассмеяться.
— Джон? — он произнес еще более неуверенно, словно бы слова Уорренрайта могли что-то изменить.
— Ничего не было, полковник, и быть не могло.
Я видел, как внутри человека, который чувствовал себя любимым и даже счастливым, ни то разбилось сердце, ни то рухнули последние надежды. Его неверие таяло, и он, казалось, начал понимать, что было не так.
— Вы хотели им обладать, но Джонатан бы никогда не позволил этому случиться. Не физически, а эмоционально. Неужели вы думали, что этот человек когда-нибудь бы изменил? Вы не увидели в нем ничего настоящего, кроме всего того, что он сам вам рассказал. Все, что вы видели, придумали лишь вы сами, Ричард.
— Я все еще не понимаю, как это могло произойти? — Кажется, более растерянного человека я еще не встречал за последнее время.
— Есть вещи, которые никогда не поймут такие, как вы. Нет, Ричард, вы не идиот, просто подобное покажется вам скорее шуткой, нежели чем-то реальным.
Раздражение и ненависть внутри меня схлынули, словно волна во время отлива, ведь этот человек и правда не был виноват в том, что влюбился в моего мужчину. Ведь Джон был достоин всей любви этого мира.
— И что теперь? — Он приложился к бокалу, а потом вопросительно взглянул на Джонатана. На меня ему смотреть явственно не хотелось.
— Мы оставляем Лондон, полковник Элдридж, и, боюсь, мы с вами больше никогда не увидимся.
Он весь сошел с лица, побледнел и опустил плечи. Я хотел насмехаться над ним, уличить в безобразном и отвратительном поведении, но на самом деле поставил его перед фактом, что вся его любовь была искусственной, все его человеческое счастье. Мне стало не просто неловко, а омерзительно от самого себя.
— Полковник, — начал я, но он меня перебил.
— Что еще, мистер Холт?
— Я должен принести вам свои извинения. Это был слишком жестоко с моей стороны.
— Не стоит. Не говорите больше ничего. Достаточно.
Удивленно взглянув на него, я отметил, что полковник допил предложенный ему бренди, а потом встал и добавил:
— Мне нужно это обдумать.
Он вышел из гостиной, чтобы выйти на террасу, где закурил, смотря на черные тучи, сгустившиеся над Лондоном. Джонатан вышел вслед за ним.
— Это все правда? — Ричард посмотрел на Джонатана, но Уорренрайт только кивнул.
— Мы никогда не были вместе.