Когда размышления Веры оборвались, она вдруг стащила с себя одеяло и с ужасом обнаружила, что спала в том самом платье, в котором была и накануне. Только волосы утратили былую укладку, да и на лице явно творилось безобразие. Вере было страшно даже представить, как она выглядела сейчас. Самое унизительное - Матвей ее уже увидел, и бежать стремглав в ванную было поздно.
В комнату проскользнул аппетитный запах чего-то поджаренного, на что желудок Веры отреагировал мгновенно. Она приложила руку к животу и проворчала:
- Подростки, вас не прокормишь.
И, кое-как покинув кровать-койку, она последовала в ванную.
Пугающие ожидания Веры оправдались - тушь у нее размазалась, блеск сошел с губ на подбородок, правда, тени остались на веках, но уже не украшали лицо Веры.
Перед глазами у нее встал образ Никиты, сердце ее сжалось так сильно, что она застонала, будто ее в прямом смысле пырнули меж ребер. Кое-как отогнав его лицо из головы, Вера вышла, уже свежая и чистая.
- Садись за стол, - сказал Матвей, не отходя от плиты.
- Ты умеешь готовить! - Восхитилась она.
- Так удивляешься, словно я памперсы щенятам меняю.
- Да он и это сумеет, зуб даю! - Раздался бас Егора Палыча, вошедшего на кухню. - Прекрасная дама...
- Ее зовут Вера, - сказал Матвей невозмутимо.
- Верочка, Вера, доброе утро! Все еще меня боитесь?
Вера покачала головой и выдавила улыбку - необъяснимое неприятие он вызывал в ней по-прежнему. Но вежливости ради она попыталась быть с ним радушной.
- Как спалось вам, кстати?
- Очень хорошо, - ответила Вера кротко и на секунду задержала дыхание, когда он сел рядом.
- А я вот не очень. - Он скорчил гримасу и помассировал выпирающий живот. - Что-то меня пучило после гороховой каши. Это потому-то, наверное, что Матвея Сергеича не было, вот приготовил бы мне какую-нибудь манку с кабачками, живот не бунтовал бы. А, Матвей Сергеич? Как насчет манки?
- Как-нибудь, - буркнул Матвей, снимая сковороду с плиты.
Егор Палыч, сложивший руки на столе, тщательно осмотрел Матвей с головы до ног и, прищелкнув языком, засмеялся.
- Слово от него клещами не вытащишь. Такой вот он.
Матвей это замечание проигнорировал, а Вера только вздохнула, невольно подумав: «Мне бы такого сына - просто сказка».
Юноша выложил на две тарелки по паре яиц идеальной формы, жаренные овощи (перец, лук и помидоры) и по запеченному тосту.
Егор Палыч потянулся к тарелке Веры и наморщил нос.
- Фу, яйца! Опять?
- Завтрак, - сказал Матвей, которому данный ответ показался исчерпывающим.
Егор Палыч всплеснул руками.
- Опять самому придется готовить?! Матвей Сергеич, вы эгоист.
- А что в этом плохого? - Он налил из большой стеклянной бутылки апельсинового сока и протянул ее Вере. Она охотно согласилась.
Егор Палыч замешкался, встав изо стола, чтобы самому приготовить себе поесть.
- Ну, - он пожал плечами, - это долгая дискуссия. А я на голодный желудок спорить не люблю.
«Под рюмочку легко», - промелькнуло у Веры в голове, когда она сделала первые два глотка сока.
- Наделаю себе бутики с паштетом любимым моим печеночным, - напевая, мурлыкал он и громко облизывал большие пальцы.
Вера старалась, как она привыкла, есть беззвучно и почти незаметно. Матвей относился к приему пищи так же серьезно и ответственно - как он привык.
После того, как Егор Палыч вновь присоединился к столу, между ним и Верой, не заметно для нее, завязалась непринужденная беседа. Понемногу Вера прониклась к этому человеку, которого так предвзято посчитала неотесанным, грубым и опасным. И стоит простить Вере эту оплошность - ведь так поступает каждый человек, пусть и неосознанно. Оценивает по внешнему виду и, порой, не дает человеку даже шанса проявить свою истинную душу.
Матвей в их беседу не вступал и не прерывал ее, но слушал внимательно. Закончив свой завтрак, он сразу же принялся мыть посуду - он не любил откладывать горящее дело на потом, когда была возможность выполнить его сразу. Пока в ушах его шумела вода, позади него за столом периодически взрывался то женский, то сухой, скрипучий как старая дверь, смех.
Потом, когда к ним вернулся и Матвей, решивший отдохнуть от небольшой работы, в комнате раздался протяжный писк.
- Ох, опять, - проворчал Матвей, - Егор Палыч, вы покормили свое существо? Я этого, вы знаете, делать не собираюсь.
Егор Палыч оскорбленно вскрикнул.
- Матвей Сергеич, ей богу, существо! Это моя киса, кошечка моя, Нюра! Нюрочка, ай-да на ручки!
Вера увидела, как он нагнулся, чтобы подхватить в свои большие ладони маленький пушистый комочек - пепельную кошку с длинными усами и большими, пугливыми глазами кристального цвета. Она замурлыкала, задрожала в любящих объятиях своего хозяина, и нисколько не сопротивлялась. Егор Палыч, воркуя какие-то нежные слова, то прижимал ее к себе, то отдалял от себя, любуясь своим сокровищем, то целовал ее в макушку и носик, и каждый раз прижимался к ней своей щекой, усыпанной маленькими шрамами после раздражений на коже.