– Конечно, господин доволен! Он возлагает на юного господина большие надежды.
– Неужто родится на наших глазах новая династия?
– Да долог будет их век!
Брызжет красками пир. Тодо сидит в конце стола, ссутулившись, потупив взгляд. Но про него и не помнят, на него и не глядят, ведь ему следовало бы быть со слугами. Только хозяин так повелел, а слово хозяина закон.
Сам же князь возвышается во главе стола. Белесые волосы заплетены в толстую косу. Широкая линия челюсти и гранит черт. Массивный перстень на мизинце. Изморозь вышивки украшает синеву одежд. Живой Бог – воплощение неподвластного. Сила кипит в жилах, а мысли режут вернее самого острого клинка.
Жена по правую руку укутана в слои пестрой парчи. Губы – замерзшая ягода, утонченный лик – девственный снег, волосы – кольца огненного меда. Луна подле светила, и взгляд ее, как и у луны, печален. Искусно оплетены самоцветами лучи венца.
Гости – сладкоречивые пташки. Щебечут без устали, пряча многозначительные улыбки за веерами. Богатство оттенков одежд способно затмить любые рифы. Взлетают тосты один за другим:
– За князя Иссу!
– За княгиню Иссу!
– За благоденствие рода Иссу!
– За процветания княжества Иссу!
– За дружбу с соседями!
Льется рисовое и сливовое вина. Три танцовщицы мелкими шажками входят в залу, кланяются. Красота их пленяет. Оживают струны под ловкими пальцами, ленты делают круг. Танцуют девушки, как и тени в детской комнате.
Тодо кажется, что он созерцает искусно расписанную ширму. Слышит стук дерева о дерево, вычурный и театральный, запах сладких яблок. И ширма распахивается, а за ней жадные взгляды.
Мальчика нет на пиру, но на пиру его нарекают. Именем солнца и крови в память предков. Именем солнца и крови в память о былых временах, когда правило Царство. Именем гордым в своей величественной громогласности, которую так любили Небесные Люди, выбирающие из множества культур то, что им по нраву, словно дети, залезшие в материнскую шкатулку с драгоценностями. Именем давным-давно потерянного Бога южных земель, от которого осталась спустя тысячелетия лишь красота сочетания звуков и призрачная ассоциация с небом.
Заходится хор, вторя княжескому басу:
– Гор!
– Гор!
А с первой зарей отбывает князь. Не попрощавшись ни с несколькими задержавшимися на ночь гостями, ни с женой, уносится в сопровождении небольшого отряда в столицу.
Тодо же начинает усердно готовиться. Захочет ли князь по возвращении сам показать сына учителю, и как скоро он возвратится, или то сделает его супруга, не дожидаясь мужа.
Как бы то ни было, Тодо возрождает привычку ежедневно проводить время в выделенной ему учебной комнате, которая быстро обретает обжитый вид. Наполняется книгами, заказанными учителем в великом количестве, запахом чернил и бумаги, свитками, керамическими и деревянными фигурками и незамысловатыми рисунками, что должны поведать дитя о множестве вещей и явлений.
Он бы и рад начать обучение раньше, да только, кажется, княгине по душе не пришелся. Иначе объяснить Тодо никак не может столь долгий срок своего пребывания в поместье без какой-либо пользы для нанимателей.
Все же непозволительно дерзким посчитала княгиня его тон в первую встречу? Или смутила молодость лет? Тодо понять не в силах, а потому терпеливо ждет и попусту не изводит себя мыслями о том, что происходит в умах господ. Но колет отчего-то воспоминание о женских руках, сложенных на раздувшемся животе. Возможно, не в молодости и тоне дело.
О будущем ученике же Тодо размышляет со сдержанным интересом. На кого тот больше похож, на мать или на отца, какой у него нрав, насколько остер ум и какие привычки он успел приобрести. Дитя Вестников, наследник их доли. Откуда же пришли? Как появились?
В храме, при котором располагалась школа, было множество фресок с их изображениями, пусть и весьма абстрактными. Звезды в сердцах парящих городов. Белоснежные семена, из которых пробиваются ростки костяных деревьев, а города – плоды на их ветвях.
Проходят дни, сменяются недели. Князь не торопится вернуться, его супруга не торопится послать за учителем. И верно судьба решает все за Тодо. Снова сводит его на веранде сада с княгиней, что встречает изумленно поклонившегося мужчину с опаской, в чем сама себе признаться отказывается.
– Госпожа, – выдыхает Тодо, повторяет поклон, – юный господин.