Я хотел. Много раз. Хотел перебороть страх и сказать, что я безумно скучаю по тебе. Но я всегда молчал и бросал трубку, потому что я ужасный трус. Многие думают, что я могу справиться с любой трудностью и любым испытанием, которое попадётся мне на пути, но, боже, как они все ошибаются. Потому что я не могу элементарно признаться тебе и сказать, что очень нуждаюсь в твоих объятиях. И просто очень хочется быть просто рядом с тобой, ведь ты была моей единственной и неповторимой.
Моя Джиа.
Я хотел сказать тебе о том, что это моё последнее письмо тебе. Потому что с каждым разом я чувствую, что вот-вот всё брошу и приду к тебе, а ты, в моих самых страшных кошмарах, закрываешь дверь и отказываешь меня видеть. Каждое письмо пропитано моей надеждой на то, что всё вернётся на свои места, как и положено. Ведь это правильно — мы.
Остальное — ошибка. Этого не должно было случиться. Всё должно быть по-другому, но, к сожалению, я пишу тебе эти слова и не могу быть рядом с любовью всей моей жизни, с моей родственной душой, с моим смыслом, ради которого я готов пожертвовать всем. Как видишь, я немного вру. Я ничем не жертвую ради тебя, а остаюсь стоять на месте, пропуская мимо свою жизнь и не ощущая её так, как положено. Насыщенно и ярко.
Каждое письмо, словно мост от меня к тебе. И через этот мост я провожу невидимую крепкую нить к тебе, держусь за неё всеми силами и боюсь, что она когда-нибудь оборвётся.
Я не хочу ощущать боль ещё сильнее, чем сейчас, поэтому рву её самостоятельно. Чтобы этого не сделала ты или кто-нибудь другой. Я даже не знаю, дошли ли они все до тебя? Дошли? Я так хочу получить ответ, но ты молчишь. Может, это и правильно. Ты уже живёшь своей жизнью, и я молюсь, чтобы ты была счастлива там, где ты сейчас, и с теми людьми, которые рядом.
Минхён, верно? Хван Минхён…
Он не похож на того, кто обидит тебя или бросит одну. Надеюсь, я не ошибаюсь в своих предположениях. И он делает тебя счастливой.
Но меня берёт злость и ревность от того, что это не я.
Почему именно ты? Почему именно я?
Почему мы?
Ты когда-нибудь задумывалась над этим? Несправедливо, да? Мерзко.
Боже, как я скучаю по тебе, Сон. Я каждый раз думаю о том, как было бы замечательно, проснись я утром в свой выходной и обнаружив тебя под своим боком, мило сопящую и хмурую от странных снов.
Если мы увидимся однажды, ведь Сеул город не такой уж и большой, пообещай мне, что сделаешь вид, что мы никогда не знала друг друга.
Мне так будет легче.
В твоих глазах я жалкий эгоист, но только подумай о том, какая надежда расцветёт в моей душе, когда ты подойдёшь ко мне, улыбнёшься ярко-ярко и поприветствуешь меня, как когда-то знакомого Бэ Джинёна.
Это будет… тяжело перенести. Будет трудно дать сопротивление родителям и Дарим, переступить через себя и ответить тебе, как когда-то знакомой Сон Джиа.
Не думаешь так? Или ты к тому времени совсем забудешь обо мне… Кто знает, как всё повернётся, верно?
Я так тяну это письмо, потому что не хочу прощаться с тобой в последний раз. Пожалуйста, скажи мне, что всё будет хорошо. Пожалуйста, скажи мне, что у меня всё будет хорошо. Я так хочу услышать это только от тебя, потому что только ты была моей мотивацией.
Я так люблю тебя…
Играет ли это подростковое воображение? Или мне плохо от того, что меня загнали в эти ужасные рамки так рано? Меня женили в двадцать лет, зачем? Боялись, видимо, что я найду свою настоящую родственную душу, и поспешили с помолвкой.
Мне так жаль. Прости.
Джиа, родная, всё хорошо.
Может, не у нас. Но у тебя, у меня.
Всё хорошо, любовь моя».
Сон жмурит глаза и видит в темноте, что чернеет с каждой секундой, разноцветные прыгающие пятна, которые искрятся, горят и исчезают. Ей хочется выгравирировать это письмо, которое он написал, в своём сердце, потому что оно по-особенному прекрасно.
Она верит Джинёну. В каждую его ложь она готова поверить всей душой и жить этим до скончания времён. Проживать свою жизнь с одной только мыслью, что когда-то Бэ полностью принадлежал ей. Весь.
И не было никаких родителей и чёртовой Ан Дарим! Если бы только все следовали устоявшимся правилам и принципам, которые приписала вселенная, Джиа бы сейчас так не страдала.
Сон не считала бы дни до прихода письма, а подошла бы к Джинёну спокойно и выпрашивала, словно маленький ребёнок, всего три слова. Он бы упрямился, но в какой-то момент бы сдался и, неловко поцеловав Сон в щёку, тихо прошептал ей на ухо признание в бесконечной любви. В его любви к ней и никому больше!
Сегодня же она шепчет это словно мантру каждую ночь, которую проводит в одиночестве в своей комнате, размышляя о том, что она такого сделала в прошлой жизни, что заслужила весь этот непрекращающийся кошмар. В чём она провинилась однажды? В ненависти к Бэ? В любви к нему? В непослушании родителям? В чём, чёрт возьми, она допустила ошибку?
Бэ хотел бы больше храбрости, чтобы променять все эти письма на реальность с Сон, но ему остаётся только изливать душу бесчувственной бумаге.
Почему они?
Джиа бросает помятый конверт — единственный, который нашла в квартире — в почтовый ящик и начинает считать минуты неизвестно для чего. Ведь она вряд ли узнат, получил ли он письмо. Такое отвратительное чувство — она начинает понимать Бэ. И ведь ему пришлось переживать подобное на протяжении года.
«Всё уже хорошо, Джинён. У нас».
Джиа возвращается домой с опустевшим сердцем, словно всё выпили до последней капли. Она не знает, дойдут ли её слова до парня, но искренне надеется на успех, потому что это их последнее послание друг другу. Сон смотрит на сумеречное небо, на котором медленно загорает россыпь звёзд. Они выстраиваются в созвездия, ищут своих родных среди миллионов, и строят фигуры. Для чего?
Девушка слышит, как дверь отворяется. В комнату тихо заходит мать, аккуратно присаживаясь на край кровати рядом с дочерью и положив свою ладонь на её колено. Она легонько сжимает его и пытается взглянуть дочери в лицо, но та усердно прячет его волосами.
Как не хочется, чтобы родительница увидела её такой — слабой и разбитой. Рассказывать ей, что послужило причиной такого состояния, тоже не особо хочется, но и скрывать это безнадёжно. Мать читает её, как открытыю книгу.
Сон протягивает матери письмо Бэ и скупо молчит, нарушая воцарившуюся тишину всхлипами. Родительница читает внимательно и словно пропускает все эти эмоции через себя, ощущая всю тоску. Сложив бумагу и убрав её назад, мать тянет руки к дочери и обнимает, прижимая к себе. Сон сотрясается в рыданиях и громко хнычет, потому что хочется избавить себя от этой тяжести в груди. Джиа хочет разбить этот камень в душе, который тянет её вниз и топит в океане горечи.
Объятия матери тёплые и мягкие, самое нужное лекарство в мире, и вот так — заключенная в родных руках — она отключается, погружаясь в глубокий сон, где наступает второй месяц весны, цветут деревья, смеётся заливисто Джинён и всё хорошо.
Хочется верить, что это не конец, но в каждой истории он должен быть. Джиа ставит жирную точку и закрывает эту книгу, наполненную дыханием жизни, когда она встретила его; закрывает шкатулку с воспоминаниями о письмах, которые скрасили её университетскую жизнь; мечтает забыть ещё два года, проведённых в вечном ожидании.
Через неделю Сон ничего из этого больше никогда не вспомнит — и это правильно.
Каждый из них начинает всё заново, стараясь забыть выпускной год, как страшный сон.
Они живут. И у них всё хорошо.