Итак, бак водружен был наверх. Но, как вы догадались, левша не приладил к трубе крана. Вода, едва налитая, принималась хлестать без перерыва, и после всякого мытья приходилось воду заливать вновь и тут же лезть под струю, ни на градус не успевшую нагреться. И это температурное обстоятельство есть последнее в кратком ряду душевых недостатков, хотя, конечно, его можно считать прямым следствием предыдущих. Поэтому воду заранее налить было нельзя, и сейчас, пока у колодца валандались и волтузились, возле душа воду нетерпеливо ждали. Володя с шофером, оба в сандалиях и по пояс голые, сидели на лавке, на какой утром прохлаждался парень, шевелили пальцами запаренных ног, смотрели с холма вниз. Но дымки нанесло, ничего было не видать. И повариха возле. Уставила на фанеру, какой был прикрыт желоб с черепахами, широкий таз, посуду рассортировала и выложила средь унылых стебельков, чахлыми пуками пластовавшихся по сухой коре, — мыла. Вяло разматывали разговор про варана, тряпкой валявшегося в стороне. Шкура его побурела, глянец сошел, вид стал самый завалящий.
— Что он жрет? — говорила повариха, клацая крышками. — Да что ни попадя. Всю гадость.
— Как понять? — Тон шофера был будто обиженным: повариха варана не ловила, а хаяла.
— Ну как, — скромно поболтала та рукой в воде, другой что-то терла, скребла, а побойчела заметно — взяли ее, документы в порядке оказались. Чуть поубивалась, что обед стынет, но и смирилась быстро. — И сусликов, и мышей. Иной раз в курятники забирается…
— Иди ты, — подбросил шофер полешко в топочку, — курица-то не птица, так ведь и варан не лиса. Ящерица.
— Сравнил хрен с пальцем. — Повариха с шофером уж вполне освоилась. — Ящерица махонькая, а энто ж крокодил.
Володя в разговоре не участвовал. Томился, пальцами приминал сверток на коленях — полотенце и чистую рубаху. А то придирчиво осматривал себя: грудь в волосах, широкий живот в складках розовых, выпуклые родинки на плечах, — находил что-то, сдувал, оглаживал и похлопывал. Шофер ткнул в него пальцем.
— Не, ты в зоологии не петришь, Федоровна. Спроси лучше у товарища геолога, он скажет.
— Ящерица… — прорезался Володя, но повариха с сомнением глянула и на него, и на варана.
— Прошлый год, — сказала она, — мы с зятем в пустыню в вашу ездили.
— У тебя и зять есть? — удивился шофер.
— И дочка, и зять. — Тетя Маша наклонила голову, любуясь то ли этим семейным обстоятельством, то ли вычищенной кастрюлей.
— Не поверишь, — упер шофер щеку в ладонь, — ведь молодая какая!
Повариха глазом на него повела с сожалением, продолжала:
— Поехали, значит, за шерстью от верблюдов. В это время, было в мае тоже. Выхожу, а на земле энтот самый крокодил лежит, дохлый конечно, нутро выворочено. Так казах, к кому ездили, говорил, что вран этот по ночам ходил овец сосать. Подберется под живот и сосет вымя. А назавтра молоко скисает опосля него.
— Так его приручить надо было — приручить простоквашу готовить.
— Между прочим, — вставил Володя, — накормить бы его не грех.
Варан лежал в сторонке, ни движения не проходило по шкуре, а густо ползали мухи.
— О, товарищ геолог мудрое слово сказал. Ты говоришь, молоко сосет, мы сейчас и проверим, сейчас ему граммулечку накапаем…
— 3-заладили: товарищ геолог, товарищ… — возмутился наконец Володя, но шофер уж исчез в доме.
— Сивым волосом порос, а чудной, — повариха головой покачала. — Пьющий хоть?
— Кто — я? — изумился Володя прямо поставленному вопросу.
— Христос с вами, он.
— Почем я знаю. 3-за рулем вроде нет…
— Вот я и вижу, что пьющий, — удовлетворилась повариха, — такие шустрые завсегда…
Шофер нес из дверей блюдечко разведенной сгущенки. Доза была гомеопатическая, молоко едва прикрывало донце.