— Я вижу, — сказал он почти без акцента, — вы — гости нашего города.
Мы кивали, немые.
— Я вижу, — продолжал он, — вы приехали из Москвы…
Девочек впервые, должно быть, приняли за москвичек, они закивали особенно энергично
— В нашем городе, знаете ли, к большому сожалению, не всегда приятно ходить пешком. Особенно… — Незнакомец ухмыльнулся уж вовсе обворожительно.
Вспомнив происшествие в сквере, мы не могли с ним не согласиться. Он небрежно согнул руку, но не отдернул рукав пиджака и на часы не взглянул.
— У меня есть немного времени… Я увидел вас совершенно случайно… но, понимаете ли, грузинское гостеприимство, — продолжал говорить он, — мы, тбилисцы, подчас сами от него устаем, но традиция есть традиция…
Мы не заметили, как оказались в его машине. Тронулись с места, незнакомец отрекомендовался архитектором. Разговор пошел снова о Тбилисском море — далось оно им, — мы признались, что еще не были там. Он ужаснулся. Я, впрочем, энергично запротестовала, когда он безапелляционно объявил, что сейчас же повезет нас туда. Мы отсутствовали уже не меньше трех часов, девочки же молчали, я расценила это как поддержку. Мы колесили по улицам, по старому городу, неизвестно как в машине оказался еще какой-то приятель нашего гида, волосатый, с варварским произношением, его мы будто невзначай подцепили на каком-то углу… Нужно ли объяснять, что было дальше? Машина уж мчалась по шоссе прочь от города, мужчины не отвечали ни на вопросы, ни на просьбы, глаза их наливались при взглядах на нас. Я потребовала остановиться, они лишь отрывисто что-то сказали друг другу по-своему. Тогда на полном ходу я распахнула дверцу. Между мной и приятелем сидела Лена, Тамарочка же — рядом с водителем, и грузин не смог до меня дотянуться. Я уже вываливалась наружу, услышала Леночкин визг, когда машина резко затормозила. Я шмякнулась на асфальт, больно ударившись коленом, и подвернула ногу, вскочила и, закричав от боли, от страха, заковыляла на середину шоссе. Девочки мои кинулись за мной. Леночке приятель так сильно сжал руку, что у нее тут же посинел локоть, а водитель успел прижать на переднем сиденье Тамарочку, разорвал ей кофточку на груди и сбивчиво уговаривал ехать дальше, обещая деньги… С руганью они развернулись и помчались к городу, мы же, униженные и побитые, поплелись пешком, шарахаясь от машин, которые притормаживали, чтоб нас подвезти. Колено мое было разбито в кровь, я сильно хромала, девочки прослезились. Впрочем, Леночка прогундосила, хлюпая носом, что-то в том духе, что вовсе не обязательно мне было выскакивать и ее пугать. Я даже про колено забыла на секунду от удивления. Обе они как-то разом подурнели, смялись, оказались потерянны и непривлекательны. Кажется, они жалели, что их не изнасиловали… Часов около восьми, в сумерках, мы вылезли из автобуса на углу улицы Камо. Рядом с остановкой продавали арбузы. От переживаний, страха, волнения и стыда внутри живота я чувствовала холод. Невесть зачем я решила купить арбуз, выбрала огромный, взвалила на себя. Зачем мне понадобился арбуз — не знаю, быть может, была какая-то наивная надежда отвлечь этим арбузом его внимание. С трясущимися губами, с вспухшими глазами, с разбитым коленом и арбузом на руках шла я по лестнице к его квартире. Девочки плелись за мной, у меня же ноги подгибались от страха. Открыл дверь он сам и так быстро, точно все время стоял у входа. Не забыть взгляд, которым он меня окинул, когда я возникла перед ним на пороге. Губы у него тоже прыгали, а в глазах было и безумное беспокойство, и такой же, как у меня, страх, и в то же время страшная злость. Он посмотрел на мой рот, на мои веки, мои волосы, мои руки, обнимавшие и прижимавшие к животу огромный арбуз, отвернулся и пошел вперед. Я шла за ним и очень хотела, чтобы он меня ударил, и очень радовалась, что колено он, кажется, не заметил, я смогу проскользнуть в ванную и смыть незаметно запекшуюся кровь.