— Это в какой такой общей? — поинтересовалась повариха, и от нее тихонько пахнуло перегоревшим портвейном. — В бабьей?
— У нас бабьей нет.
— И почему это не ждали? Мне вот Толик сказал, что как раз ждали. Да, ты сам ничего не знаешь, — махнула она на парня рукой. — Вот приедет начальник, он те скажет, кого ждали, а кого нет. Иль ты думаешь, — прищурилась она с интересом, — очень мне надо по пустыне по этой таскаться? Я б и дома посидела, вполне. Но Толик сказал: поезжай, мол, теть Маша, повариха нужна позарез. А я что, я людям завсегда рада помочь. Я Толику и говорю, что месяц могу поработать. Дочке то да се подкупить надо, сама на одну пенсию… — Но тут она широко-широко зевнула, показав для обозрения немногие зубы в аккуратных недавних стальных коронках.
— Ты ее на время в апартамент к начальнице и определи, — посоветовал шофер шепотом и украдкой щелкнул себя по горлу, кося глазом и подмигивая. — Пусть проспится пока, там разберетесь.
Парень принес раскладушку.
— И не надо ничего, усё. Дверь закрывай…
Не успел парень рта раскрыть, как дверь хлопнула, раскладушка вскрикнула, поныла еще, и тут повариха засопела так громко и так обиженно, словно понарошке прикинулась спящей.
Хороша теща? — поинтересовался шофер. Оказав услугу, он, видно, почувствовал себя в доме запросто и по-хозяйски придвинул стул к столу. — Иди наливай воду-то.
— У нас с прошлого вашего приезда только одна фляга и вышла.
— Флягу и налей. А то скоро не приеду.
— Почему так? — остановился на пороге парень.
— Да так. Может, в отпуск уйду, может, совсем уволюсь. Не знаю еще. Да только пока другого найдут…
— Мы только три дня на вашей воде протянем.
— А я чем могу помочь? Наполни всякие кастрюлечки-фуюлечки, а там экономьте. Вам что, у вас колодец рядом — и помыться, и всякое такое. Слышь, может, насчет чайку сообразим, а?
Шофер снял кепку и помахал ею перед собой, отдуваясь. Обмахнувшись, напялил снова. Парень поставил чайник на газ.
Он вышел во двор и наполнил флягу. Потом налил бидон и большую кастрюлю. Вода была мутная, ржавая, теплая.
Шофер ждал за столом. Широко расставил локти и курил «Беломор».
— Могу сигареты дать.
— А что сигареты? — бойко откликнулся водовоз. — Вот это — табак! — Он помахал в воздухе папиросой с изжеванным мундштуком, зажатой в пальцах. — А в сигареты в твои понапихают дряни разной. Да еще фильтр приклеят, чтоб дрянь в нос не шибала. А это — вещь! Ее иной раз прикуриваешь, а бумага аж трещит, табак вспыхивает, конец, как цветок, распускается…
Парень пожал плечами. Обычно шофер не отказывался от его сигарет.
Они сидели друг против друга за столом.
— Жарко очень, — помолчав, пожаловался парень — сказал, чтобы сказать что-нибудь.
— Не холодно.
Парень взглянул на шофера украдкой. Что-то новое было в водовозе сегодня, не будничное.
Замурлыкал сонно чайник на кухне. Затих на мгновение, затем громко застучал крышкой.
— Покрепче заварить?
— Да мне чтоб желтенько было. Главное — кипяточку…
Парень налил кипятка в прошлую заварку. Наполнил кружку до краев и придвинул шоферу. Тот облапил кружку перепачканными ладонями, не студя, не дуя, приподнял над столом, наклонился, приладил половчей губы к краю и стал пить кипяток большими глотками, по-видимости не обжигаясь.
Парень глазел на него. Парня всегда радостно удивляло любое незаурядное умение в других.
Шофер поставил кружку, допив чуть не до дна. Облегченно вздохнул, икнул горлом и снова зажал в зубах папиросу.
— Ерундово вам здесь жить, — проговорил он довольно и пустил дым дуплетом из ноздрей — проговорил утвердительно, но как бы между прочим.
— Да ничего.
— Это четверо вас мужиков и баба одна?
— Да.
— Кто хоть ее? — Шофер указательным пальцем правой руки звонко похлестал по большому левой. И осклабился: — Сколько платят-то хоть?
— Кому? Мне?
— Ну тебе, к примеру?
— Мне немного. Я рабочий здесь, третьего разряда. У меня оклад семьдесят восемь…
Шофер присвистнул:
— И все, что ли?
— Плюс полевые. Еще процентов восемьдесят.
— И это за сто пятьдесят ты здесь надрываешься? — Шофер помолчал, разглядывая парня и с интересом, и с неприязнью, как тому показалось. — Да ты бы лучше на прииск пошел. Там рабочие прилично зарабатывают. До трехсот, точняк говорю. А здесь что? И денег не платят, и сидишь в пустыне, как гад. Ни баб, ни пойти никуда. Пьете хоть?