Выбрать главу

Лео накрыл ее пальцы другой рукой и снова поцеловал.

– О Боже, Лео, безумец, отпусти! – с раздражением то ли на него, то ли на себя, проговорила она.

Лео молча разжал ладони. Анастази снова смотрела на него, и ему показалось, что в ее глазах блеснули слезы.

– Не забывайся, Лео Вагнер, – сухо произнесла она. – Поешь ты хорошо. Служишь Вольфу – наверное, тоже. И хватит с тебя.

Он опустил голову, ничего не ответив.

– Лео, ты понял меня?

– Да, моя королева. Прости меня. Я позволил себе беспримерную вольность.

Она отступила в темноту и еще мгновение внимательно всматривалась в его лицо, прежде чем повернуться и уйти.

Дорожки, по которым Анастази обычно совершала прогулки вдоль замковых стен, занесло снегом. И потому из королевских покоев через зал Королей, по длинной многооконной галерее, а потом вниз, к Большому залу и кухонным помещениям Анастази прогуливалась неторопливо, не выбирая пути заранее, предаваясь размышлениям, а заодно примечая, исправно ли королевские слуги выполняют свои хозяйственные обязанности.

Из-под двери книгохранилища пробивалась тонкая полоска света. Не было сомнений, что Лео сейчас там, и королеве захотелось увидеть его, несмотря на то, что два дня назад, вернувшись с охоты, Торнхельм вдруг повторил ей ее собственные слова, сказанные очень давно – от Лео следует держаться на расстоянии.

Анастази уловила скрытый упрек; поняла, что король лишь из великой любви не желает ничего запрещать впрямую, как, несомненно, поступил бы любой другой муж. Сознавая это, медлила у двери, не решаясь войти – поддаться слабости неразумно и даже опасно, каким бы невинным ни выглядело желание. Но казалось, что вкруг запястья обвилась прочная и тонкая шелковая нить, и в это самое мгновение она натягивается, становится все короче, увлекая за собой.

Королева распахнула дверь, намеренно звякнув медным дверным кольцом, прошла вглубь комнаты, мимо книжных шкафов, пахнущих пылью и старым деревом.

Анастази невольно улыбнулась, увидев, как Лео резко поднял голову от книги, и настороженность на его лице сменилась нежностью. Он вскочил и поклонился. От окна, полуприкрытого тяжелыми деревянными ставнями, в комнату проникал холодный яркий свет; солнце золотило волосы менестреля, плескалось в его светлых глазах.

– Истинное счастье видеть как мудрость, сокрытая в бесценных книгах, оказывается полезной, – сказала Анастази, окинула взглядом книжные полки, провела пальцем по корешку одной из книг. Переплет был приятно теплым, нагретым солнечными лучами. – Признаться, я в последнее время бываю здесь редко, хотя мы с сестрой с юности приучены к чтению. Я вижу, ты увлечен чем-то интересным?

– По правде говоря, среди всего этого богатства можно потеряться, но иной раз ответ будто сам находит тебя.

– Что ж, продолжай свои поиски. Мне жаль, что я нарушила твое уединение, – она повернулась с желанием уйти, оставив менестреля в одиночестве, но Лео поспешно сказал:

– Останься, моя госпожа, прошу.

– Что за странные игры, Лео? Не понимаю тебя.

– Удели мне хотя бы малую толику своего времени, моя королева. Позволь, я прочитаю тебе кое-что. Мне кажется, тебе будет интересно услышать это…

От вкрадчивой нежности его голоса сердце учащенно забилось, что Анастази почувствовала, как на запястье вздрагивает жилка – а может, натягивается та самая нить, что связала их воедино во время танца на королевском празднике.

Роскошь, которую королева может позволить себе крайне редко – быть предоставленной самой себе, оставшись без свиты соглядатаев. Сейчас Анастази была одна, а крупный кот рыси, вслед за хозяйкой проскользнувший в открытую дверь, если и мог считаться свидетелем, то весьма молчаливым. Речи менестреля и королевы интересовали его так же мало, как и книжная мудрость. Лениво обнюхав каменный пол вокруг себя, он уселся у самой двери, щуря желтые глаза, чуть повел головой, словно собираясь отряхнуться, но так этого и не сделал.

Лео отодвинул резное, с низкой спинкой кресло, в котором только что сидел сам, и стал рядом с ним, ожидая, когда королева займет предложенное ей место; и Анастази, поколебвавшись, позволила себе уступить столь настойчивой просьбе.