И не стал продолжать, словно понял, что говорит лишнее; улыбнулся и отвел глаза, но сам из-под светлой челки глядел на королеву, которая нынче, вопреки обыкновению, была с ним весьма холодна.
– О чем он болтает, Ази? Что произошло? – спросила Евгения, едва мужчины, занятые беседой о делах на Востоке, уехали вперед.
– Так… – Анастази с презрительной усмешкой пожала плечами. – Простолюдин позабыл о покорности и вел себя соответственно своему происхождению, только и всего. Он переменился за последнее время…
Склонившись к сестре, она быстрым шепотом пояснила свои слова, и Евгения сначала разгневалась, а потом задумалась, погрузившись в собственные воспоминания. Да, ей тоже были ведомы резкость, грубость и жадность взаимности – рука на ее шее, холод стены у самой щеки. Но, откровенные и желанные, эти ласки никак не могли быть оскорбительны, потому что в истинной любви не бывает униженных…
– Юха, – вдруг снова заговорила Анастази. – Юха, скажи, это правда, что… Торнхельм и эта девица?.. Элке?
Евгения помолчала, прежде чем дать ответ, и по этому молчанию Анастази все поняла – и опустила голову, глядя на узкую полосу примятой травы под копытами лошади.
– Я не могу сказать ничего предосудительного о короле, ибо не имею на то ни права, ни желания. Однако чего ты хотела, Ази? Нынче сердце его исполнено разочарования и боли. А боль, кажется, легче перетерпеть, если кто-то есть рядом…
– Ну что ж, оно и к лучшему. Не так уж прочны оказались соединявшие нас узы…
Анастази, казалось, хотела сказать что-то еще, и даже подбирала нужные слова, но потом только отмахнулась и дернула застежку плаща.
– Лео!.. Лео, послушай…
Она выкрикнула его имя отчаянно, словно он был неизмеримо далеко, и прижала ладонь ко лбу, словно пыталась остановить поток захлестывавших ее мыслей; менестрель, что-то сказав князю Райнарту, повернул коня и подъехал к ней.
– Моя королева?
Она крепко сжала его руку. Лео склонился и поцеловал ее тонкие пальцы, на одном из которых поблескивало золотом и цветными эмалями его кольцо.
– Анастази, моя королева, может, нам лучше вернуться?
Он казался обеспокоенным, но взглянул на нее как-то по-новому – невозмутимо и строго. И, как весной в Вальденбурге, Анастази вновь почувствовала на запястье тонкую шелковую нить. Тогда эта нить была крепка, связывая их, притягивая друг к другу, несмотря на опасность; теперь же истончилась и гнила – по чьей вине? – и не было силы, способной восстановить ее.
– Нет, Лео, – справившись с собой, ответила она. – Я просто… неважно. Это пройдет.
Он снова поднес ее руку к губам, потом прижал к своей щеке.
– Береги себя и не беспокойся ни о чем, госпожа.
Маркус Райнарт ожидал их возле крутого спуска к ручью. Лео не стал нагонять его, ехал рядом с Анастази, по привычке глядя в сторону. И Евгения, жалевшая сестру, все отчетливей видела перемену в бывшем менестреле; словно оттого, что он получил титул, яснее стал взгляд, и жестче рот, и грубее голос. И даже осанка, кажется, стала другой…
Герцогиня не любила ни его светлых волос, ни гибкости тела, ни лукавства в речах и взгляде – всего, что так нравилось Анастази и привлекало к нему женщин. Однако сейчас он был действительно красивым. Мужественным, под стать прославленному рыцарю вроде Эльстрама. Холодным и опасным, как дамасская сталь.
ГЛАВА 25
Каменистая дорога вилась меж холмов с пологими склонами, забирая на север и минуя стороной Хагельсдорф. Белая кобылка королевы бежала по ней скорой, неровной рысью, норовисто выгнув шею. Королева же, погруженная в свои мысли, не замечала, как лошадь ускоряет бег.
- Анастази!.. Ази, да погоди же ты!.. – Эрих фон Зюдов, пришпорив коня, наконец нагнал ее. – Ты желаешь умножать несчастья, дочь моя?.. Не достаточно ли их и без этого?!
Анастази подняла на него взгляд, и – не сразу, словно ей потребовалось время осмыслить его слова, – натянула поводья. Белая кобылка перешла на более размеренный шаг.
Королева заставила себя поглядеть по сторонам. Небо заволакивали тучи. Густая листва виноградной лозы на склонах холмов кое-где уже покраснела или пожелтела. Осень в этот год пришла рано, мазнув желтым верхушки деревьев, сделав ночи холодными, заставив солнце то и дело кутаться в серые облака.