– Принеси этому юноше сладостей и немного вина.
По знаку баронессы Альма и Венке остались в комнате. Анастази присела рядом с мужем, протянула ладони к огню.
– Что ты здесь делаешь, барон?
Рихард Кленце пожал плечами, глядя ей в глаза, улыбаясь прежним лицом и не улыбаясь новым – и от этого мороз продирал по коже. Анастази никак не могла унять дрожь.
– Твоя служанка оказалась добра, и мне не пришлось ждать тебя у запертой двери, только и всего… И не держи сердца на нашего сына. Он должен быть почтителен к тебе, и будет. Только дай ему время.
Анастази не ответила. Они молча, не глядя друг на друга – навечно соединенные таинством венчания и как никогда далекие. А ведь сколько было одиноких ночей, когда ей мечталось хотя бы еще раз обнять мужа… И сколько вина и воды утекло с тех пор!
Барон Кленце снова заговорил первым.
– Я отправляюсь в Цеспель, Ази. Прямо отсюда.
– Но… ты ведь только недавно… – Анастази порывисто схватила его за руки. – Зачем?..
– Я слишком много времени провел в земляной яме. Теперь я почти не сплю и никак не привыкну к полотняным простыням и теплым покрывалам… – барон Кленце усмехнулся, искоса взглянув на оробело слушавших его служанок. – Не желаю терять ни одного дня, ни одного мгновения без толку… Король велел мне, и я не имею права противиться. Впрочем, это ненадолго. К весне я вернусь. Но до тех пор желаю, чтобы за Эрихом был пригляд.
А ведь самое мудрое, что она может сделать – возлечь с ним теперь, в эту ночь. Он не будет против, а потом… а что потом? Подстроить так, будто бы ребенок родился до срока…
Говорят, из шлюх получаются лучшие жены, и сие даже угодно небу, ибо мужчина возвращает женщине ее целомудренность, и за то ему прощаются многие грехи, она же не может не оценить сделанного ей добра… Да вот только кто из мужчин, знатных и простолюдинов, бедных или богатых, решится на такое, не убоится позора и насмешек?..
Анастази медленно разжала руки.
– Возможно, отец найдет в помощь нашему сыну верного и разумного человека. Большего обещать не могу, барон. Прости.
Она прислушивалась к себе, желая доискаться правды – и вновь не чувствовала вины ни за свою страсть, ни за то, что отвергает супруга, предлагающего помощь и спасение. Наверное, на этакое упрямство способна только погибшая женщина, блудница. Что ж, если это значит никому не лгать, пусть так все и остается.
Рихард молча глядел на нее, и Анастази не понимала, какое чувство сейчас владеет им – ярость или ревность.
– Черт побери, не все ли мне равно, в какую пропасть ты намерена броситься!.. – наконец в сердцах бросил он; вскочил, резким движением отшвырнул полу плаща.
Альма шарахнулась в сторону, уступая барону дорогу. Тяжко грохнула захлопнувшаяся дверь.
Анастази кинулась было за ним, но тотчас же остановилась. Повернулась к огню. Ей казалось, что в этом огне сгорает без следа ее прежняя жизнь.
– Вам стоит отдохнуть, моя госпожа, – выждав немного, несмело произнесла Альма. – Постель готова…
– Подай мне светильник… Нет, лучше не нужно. И не смей ходить за мной!
…Эрвин, который, завернувшись в шерстяной плащ, дремал на полу у двери в маркграфские покои, при приближении баронессы вскочил, кланяясь, оправляя одежду. Анастази приложила палец к губам и так же молча, знаком велела ему опять улечься. Затем осторожно постучала, и дверь открылась сразу же, как будто Лео – хитрый зверь, поджидающий в засаде, – знал, что она все-таки придет.
Он стоял у порога, раздетый по пояс, и в полумраке покоев рисунки на его красивых плечах были едва различимы, но отчетливо темнели шрамы – один, полученный в битве на Готтармской равнине, и второй, оставленный не так давно ее хлыстом. Анастази невольно подалась вперед, словно желая дотронуться до них, умерить уже забытую боль.
Как будто не было давнего рассказа Юлии Штааль о том, каким страшным становится тот день, когда хлыст оказывается в его руке.
Но какое дело ей, баронессе фон Зюдов-Кленце, до той дочери гончара, и до всех женщин, что были у него, и будут после?..
– Лео, – произнесла Анастази, лукаво улыбаясь, хотя сердце билось так, что хотелось придержать его ладонями, чтобы не выпрыгнуло из груди. – Мне кажется, мы не окончили один разговор…