– Это оно, Альма?..
– Да, моя госпожа. Если вы решили… пейте теперь же. Отвар должен быть горячим.
Анастази медлила, прислушиваясь, ожидая какого-нибудь звука, движения, что нарушат давящую тишину; но оказалось, что единственный способ уничтожить ее – заговорить самой.
– Потом, когда… будет больно?..
– Не знаю, моя госпожа…
Голос служанки звучал едва слышно. Должно быть, она боялась не меньше, чем ее госпожа – правда, совсем иных вещей.
Баронесса резким движением смахнула кубок со стола. Он со стуком покатился по каменным плитам, расплескивая отвар. Она проводила его взглядом, вынула платок, чтобы вытереть упавшие на руку капли.
– Не было ничего. И ты никому не скажешь.
Ребенок Лео Вагнера, самый прекрасный, хотя и нечаянный его подарок, плоть от плоти и кровь от крови, уже жил в ней, и она была не в силах запретить ему эту малость.
Так все закончилось. Альма вытерла пол, выбросила прочь увядшие, мокрые травы. Серебряный кубок омыли холодной водой, обтерли насухо и убрали в один из сундуков.
…Тем временем новости были рассказаны, а жаркое съедено. За столом смеялись, говорили во весь голос. Флориан вновь взялся за арфу. Эрих фон Зюдов пил рейнское; любимая собака барона, ласкаясь, положила голову ему на колени и снизу заглядывала в глаза хозяину, смешно приподнимая брови.
Анастази переводила взгляд с одного лица на другое, и не понимала, что заставляет ее оставаться в зале и изображать веселье. Ей наскучили эти грубые и простые люди, каждый день одни и те же, и будто бы раз и навсегда заведенный порядок жизни. Да, зимнее время суть скука и холод, серые стены, мучительное ожидание весны – но никогда еще тоска не входила так беспощадно, занозой, в сердце, не заставляла опускать голову, чтобы скрыть выступившие слезы.
Где ты теперь, королева?.. Разменяла себя на мелкую монету, да и раздарила всю. Год сделал круг, начнется новый, и все в природе повторится, но разве вернется к тебе то, что ты потеряла по собственной воле?
Она поманила Флориана к себе, и, когда он, отложив арфу, приблизился, указала на свой кубок.
– Подай мне вина, самого крепкого. Да смотри, не разбавляй водой!
ЭПИЛОГ
Анастази покинула Золотой Рассвет, едва отшумели долгие празднества фастнахта.
Отец и дочь простились довольно холодно, хотя у каждого в сердце было больше печали, чем гнева. Анастази не открыла подробностей будущего путешествия; по ее мнению, барону надлежало знать только то, что целью является Кернский монастырь. Эрих фон Зюдов не препятствовал дочери, ибо был осведомлен об истинной причине ее отъезда, но напомнил, что вальденбургский король разгневается, если Анастази появится в его владениях. О том же несколько позднее осмелилась говорить госпоже и Альма, однако Анастази рассудила, что земное не властно над горним, и бывший супруг не вправе запрещать ей молиться там, где она пожелает.
После Керна по уже расплывшимся, мокрым дорогам добрались до Стакезее и там больше месяца ждали настоящего, уверенного весеннего тепла. Едва установилась погода и большаки перестали тонуть в вязкой грязи, направились в Эрлинген. Путь был долог – сначала по просторам долин, потом каменистыми, путаными тропами предгорий, где уже взметнулись зелеными стрелами луговые травы, топорщились синие шары ежовника, качались ветреницы; отряд двигался небыстро, преодолевая бурные ручьи, прячась в посвежевших перелесках от первых весенних гроз.
Евгения Райнарт сделала все, от нее зависящее, чтобы старшая сестра чувствовала себя в княжеском замке как дома; к услугам баронессы были расторопные служанки и искусный лекарь. Окно в ее опочивальне глядело на восток, на горную гряду, вершины которой прятались в облаках.
…В Эрлингене Анастази провела позднюю весну и большую часть лета. И теперь еще воспоминания так ярки, исполнены такого спокойствия и радости, что на мгновение ей представляется, что она вновь перенеслась в Эрлинген. Но ныне судьба привела ее в другое прибежище – и замок этот зовется Ковенхайм.
Баронесса невольно оглядывается. Обстановка трапезного зала проста – длинный общий стол, скамьи с резными ножками, высокие литые подсвечники у стен. Тонкие колонны с затейливым красно-зеленым узором нацелены вверх, как турнирные копья, и полукруглые своды потолка теряются в полумраке. Над камином, на небеленом камне консоли, укреплен каменный же щит – герб прежних владельцев замка. В левой половине этого щита на белом поле красная лань; в правой, алой – скрещенные золотые ключи, обозначающие укрепленный замок и защиту приграничных владений короны.