Он взял с подноса яблоко, подбросил, покрутил в руке, оглядел, перебросил юному пажу. Удо ловко поймал его, поклонился, дотронулся рукой до левой стороны груди в знак признательности. Король заметил, как служанка несмело улыбнулась.
Ее улыбка тоже ему понравилась – веселая, бесхитростная.
– Ступай. Здесь есть все, чего я мог бы желать.
– Так-так, – сказала Евгения, когда девушка вышла. – Весной преобразится год! Возможно, мои глаза обманывают меня… или и в самом деле красота и скромность юной Элке пришлись по сердцу великому королю Торнхельму?
– Я всего лишь подумал о том, что моя жена выбирает себе в служанки до того красивых девиц, что мои же воины могут запросто свернуть себе шеи, разглядывая их… Кроме того, она здесь недавно, – пожал плечами Торнхельм и хотел добавить что-то еще, но передумал, жестом предложил герцогине угощаться. Евгения взяла кубок и сделала глоток.
Торнхельм тоже взял кубок. Посмотрел в окно: кажется, немного потеплело, сыпал мелкий снег, и небо опустилось низко-низко, стараясь жемчужно-серым брюхом придавить замок к земле.
– А где же Ази? Я полагал, что застану ее здесь. Вы разве не вместе гуляли?
– Нет, – сказала Евгения и обхватила ладонями теплые бока кубка. – Я была в саду – правда, совсем недолго, – а она хотела поехать к реке, и, наверное, осуществила свое намерение, раз до сих пор не появилась…
– Одна? Сколько раз я ей говорил, чтобы она не выезжала одна зимой! Мало ли что...
– Ну нет, разумеется, не одна, – Евгения посмотрела на Удо, который в это мгновение как раз откусил от яблока довольно большой кусок, но не смел его жевать, пока герцогиня не отвернется. – Я полагала, что королева взяла с собой любимого пажа, однако вижу, что это не так… Впрочем, он довольно замерз, обходя вместе с тобой дозорные башни. Думаю, это можно приравнять поездке к реке или куда угодно, а в Вальденбурге достаточно придворных, которые, несомненно, составят достойную свиту моей сестре. Для беспокойства нет никаких оснований.
О том, что Анастази, скорее всего, сопровождает Лео Вагнер, следовало умалчивать, что герцогиня и делала.
Интересно, замечает ли Торнхельм сближение королевы и менестреля, подумала она, и ответила сама себе – скорее всего, нет, ибо тогда Лео уже не было бы в Вальденбурге, невзирая ни на какие договоренности с Вольфом.
– Вот смотри, герцогиня, – с некоторым раздражением произнес Торнхельм. – Моя супруга отправилась на прогулку, даже не предупредив меня…
– Потому что прекрасно знает, что ты бы отсоветовал ей это, милый Торнхельм.
– Разумеется. И вот я, король Вальденбурга, пью гипокрас, приготовленный служанкой, хотя королеве, да и всему двору, прекрасно известно, что я предпочитаю получать удовольствие от напитка, приготовленного руками моей жены.
– Ты же знаешь Ази, – мягко произнесла Евгения. – Она порой безрассудна, и ее теперешнее отсутствие – лишь порыв, взбалмошность, свойственная красивым женщинам. Но за что я точно могу поручиться, так это за то, что она никогда не станет умышлять ничего тебе наперекор, как поступают иные чересчур властолюбивые жены…
Торнхельм только покачал головой:
– И потому считает возможным оставить замок, не предупредив… Ну ничего. Это пока погода тихая. Едва начнется время забав и песен, которые вы так любите – будете сидеть в четырех стенах. Снежные бури не дадут вам и носа на улицу высунуть. Рихард Кленце, помнится, прочувствовал это на себе…
– Но это его не остановило, – сказала Евгения.
– Именно, – согласился Торнхельм, поднимаясь из-за стола, и в голосе его прозвучали одновременно прежняя ревность и своеобразное уважение. – Таких смельчаков мало.
Разговор прервался. Со стуком поставив пустой кубок на стол, Торнхельм направился к выходу из зала, Удо поспешил за ним, на ходу засовывая недоеденное яблоко в небольшой кошель у пояса. Евгения в одиночестве допивала гипокрас, ставший совершенно безвкусным.