У дверей Большого зала замерла на мгновение и снова скрылась во тьме, раздразнила взлетевшим, словно на ветру, краем накидки, шорохом длинного плаща. Лео, не помнящий и не понимавший сейчас ничего, кроме своего желания, метнулся за ней стремительно и хищно.
Так они промчались по пустым залам, он – охотник, она – его прелестная добыча; и у самой лестницы, ведущей на верхние этажи, в темноте, куда не дотягивалось тусклое сияние светильника, Лео наконец схватил ее, рывком развернул, прижал к себе изо всех сил, словно она могла вот-вот превратиться в воду, ветер, змею, раскаленное железо.
– Не-ет, моя королева, ты от меня не уйдешь.
Ловушка захлопнулась. Напрасно Анастази отстраняла его, закрывала ему губы ладонью, не давая целовать. Вожделение затуманило разум, она ослабела, потерялась, и, почти не понимая, что делает, уронила руки ему на плечи…
Но в следующее мгновение, понимая, как опасно для них обоих быть застигнутыми здесь, отшатнулась, вцепилась в одежду.
– Позже, Лео… О, только не теперь! Меня ждет муж!
Оттолкнула что было сил – что-то звякнуло и покатилось по каменному полу, – и кинулась наверх, туда, где неярко теплился светильник под полукруглым сводом и короткий коридор вел к королевским покоям.
…Они разом подняли головы, когда она распахнула дверь и замерла на пороге – Торнхельм, сидевший у огня, Михаэль, супруг Альмы, королевский постельничий, наверное, в сотый раз за этот вечер расставляющий шахматы на маленьком резном столике, Альма, как обычно, с шитьем в руках. Евгения и Отто, склонившиеся над книгой…
Не отвлекся от своего занятия только Эрих, который дремал на скамье, свернувшись, словно кот, клубком рядом с герцогиней и положив голову ей на колени.
– Анастази, что случилось? Где ты была так долго? – спросил Торнхельм, поднимаясь на ноги. В руке его тускло блеснул охотничий нож, рукоять которого – по старой привычке, – он выправлял сам, ожидая, пока Михаэль расставит фигуры. Евгения тоже подняла взгляд от книги и смотрела на сестру в упор.
Анастази, улыбнувшись, прислонилась спиной к притолоке и взглянула куда-то вверх – взгляд ее блуждал, не задерживаясь ни на чем.
– Совсем недалеко. Мой возлюбленный государь, клянусь, поначалу это было неопасно. Но я едва нашла дорогу назад! Знали бы вы, что там творится! Метель, буря, ничего не видно...
Они молчали. Анастази, прижимаясь к притолоке виском – сил стоять прямо не осталось, – стянула с плеч расшитую разноцветными бусинами накидку и повторила:
– Какая же там страшная метель…
Стоя внизу, у самой лестницы, Лео Вагнер различал голоса, но разобрать, о чем говорят, не мог, а вслушиваться был не в состоянии. В голове все спуталось, как от славного мозельского, если выпить его гораздо больше меры.
Он хотел привести себя в порядок, найти отскочившую застежку. Шагнул к лестнице – и столкнулся с Паулем, любимым шутом королевы.
– Что за привычки у некоторых важных господ – красться в темноте! – фыркнул тот, сам, похоже, не понимая, говорит ли он, желая пошутить, или всерьез напрашивается на ссору. – Как кот блудливый, честное слово! Ищет и ищет…
– Пошел вон, сволочь! – беззлобно сказал Лео и замахнулся на него, хотя бить вовсе не собирался. – Иди куда идешь, пока ноги при тебе!
Пауль глянул на него сердито, но ничего не ответил, скрылся за поворотом в коридоре, ведущем к кухне. Менестрель подхватил соскользнувший к ногам плащ, тщательно отряхнул. Отыскал наконец серебряную фибулу, вернул на плечо, крепче прихватив плотную ткань.
Его словно лихорадило. Он понимал, что преступает все мыслимые и немыслимые границы, знал, что это грозит ему бедой, и уже почти чувствовал холодный поцелуй веревки на шее. Но он только выпрямился и расправил плечи, улыбнулся в темноту самому себе. Сейчас Лео не пугала даже возможная расправа. В своем воображении он уже видел перед собой замковую площадь и эшафот, но и площадь, и эшафот были прекрасны.
ГЛАВА 6
Едва февраль уступил место марту, и разгулье фастнахта с его масками, ряжеными и разными увеселениями было позабыто, солнце стало согревать землю усердно, словно прося прощения за долгое отсутствие. Ночами еще налетали бури с метелью и колючим снегом – жалкие попытки уходящей зимы напомнить о себе; но пушистый снег на ветвях деревьев одним ясным теплым днем превратился в прозрачный, сверкающий, хрупкий лед лишь для того, чтобы еще до наступления темноты пролиться водой в осевшие сугробы.