– Если этот человек вправду любит детей своего брата как родных, сердце его должно преисполниться смиренной радости и благодарности за то, что сама королева позаботилась об их воспитании. Девица же и ее малолетний брат отныне под защитой нашей доброй повелительницы, и да будет так, пока госпожа не пожелает иного!
Понукаемый старостой, кузнец вышел на середину зала и медленно поклонился сначала королеве, а затем ее свите…
Тирбсте находился недалеко от королевского замка, и Анастази рассчитывала вернуться в Вальденбург к ночи, но вечером разразилась гроза, сменившаяся сначала ливнем, а потом унылым, беспросветно-скучным дождем. Ехать назад в темноте, по размокшей дороге, показалось глупым и опасным, и королева приняла решение остаться в селении до утра. Ее свита разместилась в домах местных жителей, а сама Анастази, ее верная Альма и несколько воинов остановились в доме для собраний, на втором этаже которого имелись комнаты для гостей.
В тепле большого зала, у очага, Анастази до поздней ночи слушала своих подданных, смеялась их шуткам и подпевала незатейливым песням, а Лео жадно смотрел на нее, время от времени напоминая себе – не будь так откровенен, это могут заметить! Дождись, когда потушат огни, и сама ночь со всеми ее чудищами, тучами и звездами станет на стражу…
Что ж, едва настало подходящее время, ноги сами принесли его к заветной двери. Помещение, в котором остановилась королева, разделялось деревянной перегородкой на две комнатки, в передней из которых должна была ночевать Альма. Лео столкнулся с ней у самого входа – служанка только что помогла госпоже умыться и раздеться.
И чем отговариваться теперь, когда все очевидно?..
Но она ни о чем не спросила, лишь быстро глянула ему за плечо, словно желала убедиться, что он пришел один. Значит, и вправду уже обо всем знала и приняла сторону своей госпожи.
Лео улыбнулся, хотя Альма смотрела на него с явным отвращением. Ей не нравились ни его веселость, ни взгляд, которым он в предвкушении любовных утех окинул комнатушку, – и служанка стояла прямо на пути, словно менестрель был нежеланным гостем.
– Вам следовало бы усердней заботиться о чести дамы, мой господин.
– Ты впустишь меня или будешь надоедать разговорами?
– Не забудьте хотя бы запереть вторую дверь…
Альма нехотя посторонилась, пропуская его и делая вид, что не заметила, как он небрежно бросил на ее постель серебряную монету.
Он вошел в комнатку, и Анастази, уже лежавшая в постели, с тихим, радостным возгласом выпрямилась ему навстречу; полупрозрачная накидка, в которую она куталась, соскользнула вниз, обнажая плечи и небольшие, красивой формы груди.
Лео на мгновение опустил глаза.
– Надеюсь, просители не слишком утомили тебя, королева?
Анастази похлопала по постели, приглашая его устроиться рядом; а едва он приблизился, протянула руку, которую менестрель поцеловал нарочито церемонно.
– Нет, они меня позабавили. Староста, и в особенности его жена, что в добродетельности своей постоянно печется лишь о чужих грехах…
Она умолкла, едва пальцы Лео – уже под покрывалом – коснулись ее ног, и теперь смотрела на любовника прямо, без всякого смущения.
– Вообрази, что бы она сказала об этом, – Лео поглаживал ее бедро и живот, становясь все настойчивей. – Моя королева, ты и вправду пожалела маленькую золотошвейку – теперь, думаю, можно называть ее так? Воистину, твоей щедрости нет предела! А ты не думаешь, что этот никчемный болван может напасть на девчонку – из злобы, от желания отомстить, и она попросту не доедет до Керна?
– Ну, мой милый Лео, она же поедет туда не одна! – Анастази вдруг откинула покрывало и быстро прильнула к нему. – В Керн отправляются Зейдек и несколько моих фрейлин. Я велела им… О, не так быстро, подожди… А оставлять ее здесь просто глупо… Ты видел, какие чудесные вещи она делает?..
Лео не ответил, мгновенно охмелев от ее наготы, от нежданной, счастливой возможности ласкать, облизывать груди, бедра и особенно те сокровенные части тела, о прикосновении к которым столь бесстыдно мечтал днем.
Целуя, играя язык с языком, торопливо распутывал завязки исподнего. Потом одним резким, неловким движением, через голову, сдернул сразу и котту, и нижнюю рубашку.