Королева стояла в тени полукруглого свода галереи, вдыхая запах влажной земли и молодой зелени, дерева и нагретых камней. Альма, остановившись рядом, еле переводила дыхание. Щеки ее, и без того всегда румяные, теперь полыхали – она, полнотелая, еле поспевала за госпожой, пока та быстро шла по переходам замка, почти бегом спускалась по лестнице.
Говорить Альма не могла, ибо опасалась, что голос ее сейчас неблагозвучен, и потому лишь быстро поклонилась.
Одна из массивных стен дома Швертегейсс надежно сберегала небольшой сад от холодных ветров, зато солнце, если и появлялось на небе, светило почти круглый день – и потому вишневые деревья уже хвастались маленькими нежно–зелеными листочками, бело–розовыми упругими шишечками набухающих бутонов. Вдоль тропинок, сходившихся к середине сада, расцвел колдовской орех, а травы и цветы, высаженные затейливым узором, упрямо тянулись к свету.
В самом центре клуатра, на скамье, у каменного колодца, осененного еще не начавшим цвести лавром, сидела Евгения Рюттель. С герцогиней была только Вилетта, помогавшая госпоже с вышиванием. Едва заметив появление королевы, служанка вскочила, низко поклонилась.
– Как же я соскучилась по тебе, дорогая сестра! – Анастази обняла Евгению, также поднявшуюся и склонившуюся перед ней. – А ты, по–видимому, не так уж любишь меня, иначе бы не стала скрывать подробностей беседы тет-а-тет с тевольтским королем…
– Тебе нужно было уезжать, а мне подумалось, что это не так уж важно, – герцогиня жестом указала Вилетте удалиться. – Я не хотела этого разговора, сестра. Но Куно Реттингайль приметил меня раньше, чем я миновала галерею… а его величество пожелал со мной беседовать – к моему великому удивлению.
– С чего вдруг он этого пожелал?
Евгения пожала плечами.
– Думаю, прежде всего его величеству было скучно – это его главный недуг, но вряд ли тевольтские лекари согласятся считать его таковым, ибо тогда у них заметно прибавится хлопот. Его терзает жажда развлечений, а вся наша история со Свеном – такой прекрасный повод…
– Он должен гневаться на то, что ты так ославила его кузена.
– О, Вольф не настолько ценит своего кузена, чтоб принимать близко к сердцу его заботы и неудачи! Признаться, меня больше удивил некий менестрель… Впрочем, ты должна знать это от него самого – мне говорили, будто бы он сопровождал королеву в ее поездке в Тирбсте…
– Менестрель не был многословен, ибо, по–видимому, тщательно оберегает интересы своего государя. Впрочем, не о нем речь. Расскажи мне все, Евгения, – Анастази взяла сестру за руку. – Мне бы очень хотелось, чтобы итогом всех этих бесчисленных переговоров стало твое счастье.
– Сейчас я и вправду думаю, что позволила себе… некоторую вольность. Такие речи было бы впору вести отцу.
В конце концов, мужчине куда проще говорить на равных с другим мужчиной, нежели с женщиной, да еще имеющей столь сомнительную репутацию. Разумеется, слово барона фон Зюдова, верного и сильного вассала – не пустой звук для короля. Но Эрих фон Зюдов далеко, а Вольф совсем рядом. В конце концов, что еще ей терять?..
Вслед за королевским пажом герцогиня ступила на тропинку. С капителей колонн, поддерживающих свод, кривляясь, смотрели кругломордые звери – одна голова на два тела с сильными лапами, – и Евгения внезапно почувствовала себя неуютно.
Вот если бы быть хитрой, как королевские сановники, и при этом бесстрастной, как монах, что проводит время за постижением книжной мудрости, не интересуясь мирскими делами…
Остановившись, Евгения присела в поклоне, ожидая, когда король обратит на нее внимание. Вольф казался полностью поглощенным своим занятием, и Евгения подумала – действительно ли короля так увлекает история Форвегена, или же он намеренно заставляет себя ждать, играет, как кошка с мышью.
– А, герцогиня, – подняв глаза от книги, лежавшей на раскладном поставце, произнес Вольф. – Сестра моя! Как приятно видеть тебя здесь в такой час! Ведь в это время, если не ошибаюсь, королева обыкновенно проводит время за шитьем, слушая песни и сказания вместе со своими придворными дамами?.. Кажется, когда вы вместе, ничто и никто не может надолго отвлечь вас друг от друга! Ах, как бы я желал, чтобы такая же любовь царила между моими дочерями!