Хотелось вина, прохладного или подогретого – все равно, и проще простого было бы велеть принести, но вместо этого королева кружила и кружила по комнате, пока совсем не озябла. Тогда остановилась у ложа и долго стояла, сцепив опущенные руки, дрожа от холода, но не смея вернуться в постель.
– Отчего не спишь? – тихий голос мужа заставил ее вздрогнуть. Зашуршало отброшенное покрывало. Торнхельм придвинулся к краю ложа, погладил жену по бедрам. – Откуда в тебе это беспокойство нрава, Ази…
Анастази совсем не желала сейчас его объятий. Но так памятно было недавнее свидание с Лео Вагнером, что в ответ на нежное прикосновение она повернулась к мужу, присела рядом, придвинулась вплотную. Поцеловала по очереди три длинных шрама на его груди – знак супружества, того, что он навеки принадлежит одной женщине, и, пока он здесь повелитель, другой королеве в Вальденбурге не бывать.
Он склонился к ней, огромный, широкоплечий, чуть медлительный. Она почувствовала себя неспособной противостоять ему, слишком хрупкой по сравнению с его мощью – как чувствовала часто во время их близости; но раньше это было сладко, а теперь вызывало отторжение. До такой степени, что ее собственная плоть возражала происходящему, отказывалась соединяться с супругом, мешала ему.
…Торнхельм вздохнул, как ей показалось, с некоторым недовольством. Анастази не нужно было смотреть на него – она и без того знала, что он сейчас покачивает головой, и пряди седеющих волос лезут ему в глаза.
Колени затекли, и Анастази осторожно коснулась ступней прохладной простыни, слегка поморщилась оттого, что ногу под кожей словно кололи маленькие горячие иглы.
Может, это он неспособен более радовать ее так, как ей бы желалось? Не так красив, как раньше, не столь напорист. Погрузнел, расплылся от бестревожной жизни… или это только кажется теперь, потому что…
– Что с тобой, любовь моя?
Он отпустил ее. Спросил кротко, спокойно, не требуя пояснений, и Анастази промолчала – сидела, зажав между колен стиснутые руки, опустив голову, спрятавшись от взгляда мужа за завесой распущенных волос.
Видеть его обнаженным было неловко и нелепо. Но когда, каким чародейством она успела от него отвыкнуть?
– Ази? – Торнхельм вновь придвинулся к ней, нежно погладил по голове, убрал темные пряди, заглянул в лицо. – Что мне сделать, чтобы увидеть тебя счастливой, сокровище моей души?
– Пустое, Торнхельм… Должно быть, в вине сегодня было слишком много пряностей.
В его взгляде промелькнула тревога, и Анастази поспешила добавить – она чувствует себя вполне здоровой и не видит никаких причин для беспокойства.
На мгновение ей захотелось открыться перед ним, довериться, как в юности, в Золотом Рассвете, попросить – нет, потребовать защиты. Спрятаться в кольце сильных рук, умолять, чтобы помог удержаться на краю. Он ведь всегда был к ней так добр.
Но вряд ли стоит рассчитывать на снисхождение, ибо никакая женщина, даже королева, не может уйти из постели короля, когда ей самой этого захочется.
Следует смириться, напомнила она себе, и вновь обняла мужа, подалась вперед всем телом – Торнхельм, угадав ее намерение, откинулся спиной на подушки, – закинула ногу ему на бедро, уперлась руками в грудь, усаживаясь верхом.
– Ты же не против того, что этой ночью я буду властвовать над тобой, мой возлюбленный супруг?..
Ах, если бы она не возомнила себе невесть что, если бы страсть оказалась сильнее разума! Темная, узкая лестница вполне подходила для любовного свидания – торопливого, горячего и непристойного, как само вожделение. И несколько мгновений, отнятых у тоскливой вечности – разве не есть счастье?
…Она то приподнималась, то опускалась вниз, закрыв глаза и запрокинув голову, опираясь на руки мужа, выставленные вперед, ладонями вверх. Он поддерживал ее надежно и, казалось, без малейших усилий – пока не уронил руки ей на колени, сжал с прерывистым не то вздохом, не то стоном; она же легла ему на грудь, прижалась щекой к седому виску.
Потом все стало как обычно. Торнхельм некоторое время лежал неподвижно. Затем склонился к ней, распростертой рядом, истомленной от тепла, которым наполнил ее, как всякий мужчина наполняет женщину. Поцеловал в живот; она же быстро, чтоб не заметил, провела рукой по щеке и глазам.
– Прости, мой повелитель. Не понимаю, что сегодня…