— Так, значит, это не вы стерли монограмму?
— Нет, Боже упаси! (Снова долгая пауза.)
— А откуда вы узнали, мадам, что вашего сына забрали в полицию?
— (Краткое хмыканье.) Жан-Поля… (она слегка замялась). Один его приятель пришел ко мне на вокзал и сказал, что видел, как его уводили.
— Кто именно?
— Не знаю. У него столько знакомых в этом квартале. Половина молодых людей там — безработные, вот и шатаются друг с другом…
Бурье выключил магнитофон. Пока шла пленка, он так и стоял возле него; теперь он вернулся к креслам, взял бутылку и налил еще кампари себе и Тирену.
— Ну и как, ты веришь тому, что она говорит? — спросил Тирен.
— Каждому слову,— сказал Бурье.— Всему, даже тому времени, которое она указывает.
Тирен кивнул. Он был немного огорчен, что не успел рассказать комиссару о своих собственных сомнениях и выводах относительно портфеля до того, как они прослушали эти показания. Тогда это могло бы выглядеть своего рода триумфом тонких логических построений над грубыми материальными фактами, дало бы толчок началу интересной дискуссии и дальнейшим плодотворным размышлениям на этот счет. Ведь даже такая мелочь, как стертая эмблема — монограмма,— с точки зрения логики вполне укладывалась в выстроенную им схему. Было крайне нежелательно, чтобы портфель обнаружили. И, даже если на то пошло, каким образом можно было бы разыскать владельца обычного черного портфеля без каких-либо особых опознавательных знаков? Да любой, кто нашел бы его, просто-напросто оставил бы его себе. Нет, поистине сама судьба ускорила развитие событий, связав таким странным образом беглого легионера и советника Виктора Вульфа. А если к тому же подтвердятся и его предположения относительно визита Вульфа в «Георг V», то, стало быть, еще одна ниточка протянется и к Петеру Лунду. Внезапно он резко выпрямился и застыл, пораженный неожиданной догадкой: