Она снова несколько минут сидела молча, кусая губы.
— Я не знала, что все это так серьезно. Конечно, это промышленный шпионаж, но я не думала, что все так обернется. Я рассказала о его предложении Виктору. Он думал несколько дней. Потом согласился. Пьер вручил мне конверт с инструкциями о передаче документов, и я отдала его Виктору. Все это было неделю назад. Виктор вскрыл конверт, прочел инструкции и кивнул. Потом стиснул зубы и сказал: «О'кей, я так и сделаю, но потом — пусть пеняют на себя. Я им устрою». Тогда мы виделись с ним в последний раз. Позавчера я прочла, что его убили. Это меня страшно потрясло — снова коварство и наглая ложь. Я была убеждена, что за всем стоит Пьер, что он силой добыл документ,— вероятно, Виктор в последний момент передумал, и у них возникли затруднения. А может, он действительно попытался выполнить свою угрозу и что-то им устроил. Газета все еще была передо мной, когда позвонил Пьер. «Чуть-чуть все не сорвалось,— сказал он.— Вышла ошибка, но теперь все исправлено». И поскольку Виктор теперь не в состоянии был получить пленку и негативы, он сказал, что все же хотел бы честно выполнить договор и передать все это мне. Я напрямик спросила его, имеет ли он какое-нибудь отношение к убийству, но он все отрицал. Я ему поверила, верю и сейчас. Что угодно — но только не убийство. Он попросил меня вечером приехать в «Георг V». Я должна была подняться в 530-й номер и встретиться там с…— она улыбнулась,— с «человеком с ожогом»; он передаст мне пакетик с компрометирующими материалами. Я сделала, как он велел, получила пакет, привезла его домой и уничтожила.
Умолкнув, она посмотрела на Тирена. Он снова ощутил волшебную силу, исходящую от ее глаз. В голову ему пришла одна мысль — так, небольшая деталь, однако она, несомненно, занимала определенное место в цепи событий. Он спросил:
— Вы знали, что у Виктора был пистолет?
— Да. Он как-то упоминал. Он собирался покончить с собой, если скандал вскроется.
— Понятно. Хотя, впрочем, не совсем. То, что мужчина пользовался вниманием такой женщины, как вы, большинство восприняло бы не то что с пониманием, а — прошу меня извинить — даже с завистью. Подобного рода разоблачение оценивалось бы не как скандал, а как, я бы даже сказал, официальное признание.
Она улыбнулась; во рту вновь блеснула пломба.
— Чудесный комплимент, мсье. Однако, мне кажется, вы так ничего и не поняли.— Она взглянула на него со значением.— Я никогда не была любовницей Виктора. Мы были добрыми друзьями — но не больше. Правда, пару раз я пыталась все же соблазнить его, не выдвигая при этом никаких условий. Однако — безуспешно. Он присылал мне цветы — в знак дружбы,— но он посылал цветы и еще кое-кому. Теперь понимаете?
Тирен был абсолютно сбит с толку, потрясен — постепенно он действительно начал все понимать. И она это почувствовала. Слегка кивнув, она как-то очень просто сказала:
— Филипп, Филипп, мсье. Виктор и Филипп были очень большими друзьями.
16