Стараясь не шуметь, он осторожно встал и пошел на кухню, отгороженную от комнаты лишь цветастой занавеской. Проходя мимо спящих, он на мгновение остановился и, взглянув на девушку, почувствовал, как под ложечкой у него сладко засосало. Она лежала, уткнувшись Жан-Полю под мышку. Поросшая густыми черными волосами рука француза обнимала ее. Она была довольно красива. Узкое, тонкое лицо, изящный носик с едва заметной горбинкой, пухлые губы. Дышала она ровно и глубоко. Глаза, прикрытые сейчас веками с сохранившимися на них следами теней и густыми, сильно накрашенными ресницами, были, по-видимому, большими и выразительными. Волнистые рыжевато-каштановые пряди волос покоились на плече Жан-Поля. Левая рука обвивала его талию и уходила ниже, под одеяло.
Он прошел за занавеску, снял с крючка грязноватое полотенце и повесил себе на шею. Потом среди груды немытых чашек и стаканов отыскал в раковине кусок мыла, оторвал кусок туалетной бумаги и, проскользнув через комнату, вышел в длинный коридор с рядами дверей по обе стороны. Между ними были расположены косые оконные ниши, причем по одной стороне коридора вымытые окна сверкали чистотой, тогда как проникающие сквозь них лучи солнца высвечивали грязные, покрытые слоем копоти стекла, клубки паутины по углам и отслаивающуюся штукатурку обшарпанных стен по другой стороне. На некоторых дверях были приколоты грязные визитные карточки, другие жильцы ограничились тем, что написали свои имена яркими фломастерами прямо на двери. Из некоторых комнат несло чесноком и пригорелой пищей. Возле одной лежала утренняя газета, уже прочитанная кем-то и снова сложенная. Несколько листов из нее были вырваны — по-видимому, ею уже пользовались в туалете.
Дойдя до конца коридора, он скрылся в небольшой комнатке с выложенными кафелем стенами и цементным полом. В одном ее углу стоял старый ветхий унитаз с ободранным деревянным сиденьем и большим ржавым бачком с цепочкой. В другом, на некотором возвышении,— голубое эмалированное биде; рядом с ним в стене был кран с стоящим под ним жестяным тазом, которым, по-видимому, пользовались, чтобы набрать в биде воду. К одной из стен был прикреплен допотопный душ с ржавым наконечником и таким же ржавым краном. Неподалеку от него в полу была пробита дыра, которая иногда, судя по всему, заменяла жильцам унитаз. Вдоль стен и по потолку тянулись спутанные, облупившиеся пластмассовые водопроводные шланги и ржавые канализационные трубы. Сняв с шеи полотенце, Улоф помочился прямо в отверстие в полу и включил душ. Вода была холодной. Сначала она обожгла кожу, он вздрогнул, однако потом привык, она даже бодрила. Он почувствовал, как кровь быстрее побежала по жилам, все тело налилось приятной теплотой. Некоторое время он с удовольствием мылся. Проведя рукой по подбородку и убедившись, что густой щетиной Жан-Поля здесь и не пахнет, Улоф решил сегодня не бриться. Перед уходом он скомкал принесенную им туалетную бумагу и сунул ее за трубу — на будущее.
Проходя на обратном пути мимо газеты, он скользнул по ней равнодушным взглядом, но вдруг внезапно остановился и поднял ее. Это был сегодняшний номер «Le Mond». Внимание его привлекла статья на первой странице под хищным заголовком «Убийство шведского дипломата». Постояв несколько мгновений и прочтя первые строки, он, захватив с собой газету, отправился по коридору к своей комнате, оставляя по дороге на полу мокрые следы. Открыв дверь, он замер на пороге. Жан-Поль и девушка уже проснулись и снова, по-видимому, решили заняться вчерашним делом. С их кровати неслись все те же сладострастные звуки. Он прикрыл дверь и, подойдя к ближайшей оконной нише, уселся на подоконник, тщетно пытаясь сосредоточиться на статье. Внезапно дверь распахнулась. Жан-Поль уже успел натянуть джинсы, однако не застегнул их. Он торопливо прошел мимо Улофа и скрылся в уборной. Улоф, усмехнувшись, обернул полотенце вокруг бедер и вошел в комнату к девушке.
— Привет,— сказал он.— Тебя как зовут?
— Женни.— Голос у нее был чистый, как ручеек. Она сидела на краю постели совершенно голая; внезапно она поднялась и направилась к дивану, у которого стояли два кресла и низкий столик. Эта мебель, расположившаяся возле наружной стены между двумя слуховыми окнами, да еще несколько дешевых цветных литографий, развешанных как попало, составляли единственное убранство комнаты. В углу дивана она отыскала свои черные трусики, выпрямилась и вывернула их. Его присутствие, казалось, абсолютно не смущало ее.
Улоф с любопытством наблюдал за ней. Девушка действительно была красива. На вид ей было восемнадцать — девятнадцать лет, однако вполне возможно, что и меньше. Она была небольшого роста, худощавая, с длинными руками и длинными, стройными, мускулистыми ногами, еще сохранившими следы загара. Грудь была маленькая, но красивая; соски напоминали по форме десятифранковые монеты. Живот плоский, линии бедер плавные и красивые, однако таз несколько узковат. Треугольничек каштановых волос внизу живота был небольшой и аккуратный — по-видимому, она их подбривала. Он вдруг поймал себя на мысли, что разглядывает ее как судья на собачьей выставке, однако ничего не мог с собой поделать. Глаза у нее, как он и думал, глядя на нее спящую, были большие — карие с зеленоватыми искорками. В ее внешности было что-то неуловимое, говорившее о еврейском происхождении. Неожиданно она спросила: