— Вот и все,— произнес он.
— Почему ты принимаешь эту чепуху так близко к сердцу? — искренне удивился Тирен.
— Для человека в моем положении…— начал Винге.
— А для человека в положении Вульфа? — парировал Тирен.— Да этот небольшой скандальчик — не более чем прикосновение крыла бабочки, хотя, может, слово «прикосновение» здесь и не совсем подходит. Ты никогда не пытался взглянуть на все это под углом сравнения с бурными похождениями Вульфа?
— Но ведь я думал, что так и должно быть. Это создавало ему особый ореол.
— Нет, мой друг, тут ты не прав,— Тирен прервал его, подняв ладонь вверх,— определенному кругу он, разумеется, нравился, однако можешь быть уверен, за ним внимательно наблюдали. Еще только одна история, и со всем его дальнейшим восхождением на вершины карьеры случилось бы вот что…— Он поднял вверх указательный палец, который должен был, по-видимому, изображать зажженную спичку, и сделал вид, что задувает ее.
Винге сидел в глубокой задумчивости. Снова взяв бокал, он отхлебнул немного успокаивающего напитка.
— Я кое-что тебе покажу,— неожиданно сказал он. Отставив бокал, он изогнулся, чтобы удобнее было засунуть руку в карман пиджака, вынул оттуда записную книжку и положил на стол перед собой. Тирен сразу же узнал ее и настороженно посмотрел на Винге:
— Где ты ее взял?
Слегка помедлив, Винге собрался с духом и твердо ответил:
— Я украл ее у Виктора. Точнее, из ящика его письменного стола.
— Когда?
— В тот вечер, когда его убили.— Винге стиснул зубы, и на скулах его заиграли желваки.— После того, как ты позвонил и сказал мне, что он мертв, я приехал сюда. Ты ведь сам предложил мне.— В голосе его послышалось что-то похожее на упрек.
— Я?!
— Ты сказал, что мне самому теперь лучше знать, как поступать. А тут еще и мама начала подзуживать. Я сел на электричку и добрался до города, а потом пересел на метро. Здесь я был в половине восьмого.
— И что ты тут делал?
— Я прошел в свой кабинет, сел и стал читать. Однако с чтением у меня не клеилось — я никак не мог сосредоточиться. Как будто бы все вокруг вдруг разом изменилось. Потом я подумал об этой книжице: моя судьба была в руках Виктора — скандал, который он все время с наслаждением описывал, сопровождая его гадкими намеками и мерзкими шуточками, даже в присутствии посторонних — слава Богу, что хоть никто ни о чем не догадывался.
— Так ты, выходит, знал, что он собирает на тебя компрометирующие материалы?
Винге покачал головой и закусил губу. Зубы у него были чрезвычайно мелкие, острые, но при этом ослепительно белые.
— Не совсем так,— ответил он.— Точно я этого не знал вплоть до понедельника. В тот день я пришел к нему за кое-какими сведениями. «Возьми договор о торговле и найди там сам»,— сказал он мне. Он был страшно раздражен. Потом он вынул из ящика вот эту книжицу и прочел мне вслух несколько строчек. Это подействовало на меня, как удар кулаком в лицо. Я спросил его, чему он так радуется. Он ответил: «Радуюсь? — да нет, радоваться тут действительно нечему. Все это очень, очень плохо…» Ты, разумеется, понимаешь, что весь день после этого я был сам не свой.
Молчание длилось не больше секунды.
— Продолжай,— попросил Тирен.
— Я остался после окончания рабочего дня и дождался, пока все уйдут из отдела. Тогда я прошел в его кабинет.
— Он был не заперт?
Винге кивнул.
— Он никогда его не запирал. Говорил, что это препятствует нормальному общению и мешает уборке помещений.— В глазах его появились искорки смеха.— Продолжать? — Тирен кивнул.— Я выдвинул ящик стола, достал книжку, сел в его кресло и начал читать. Десять — пятнадцать первых страниц были полны каракулей с перечислением разных гадостей, мелочных придирок; отметил он там и пару серьезных ошибок с моей стороны, которые, впрочем, я давно уже исправил. Все это аккуратно датировано и снабжено комментариями. Были там намеки и на… на мою личную жизнь. Например, что женщины меня не интересуют. Другие гнусности, гадости, наконец, откровенная ложь. Я чувствовал, как во мне поднимается волна ненависти. Мерзость! Если бы в тот момент он был там, я бы…— Винге резко смолк, потом продолжал: — Однако его там не было. Я долго сидел, размышляя и пытаясь анализировать, зачем ему было собирать всю эту грязь обо мне и каким образом это могло повлиять на мою жизнь в будущем. Неужели он собирался меня шантажировать? Из меня самого не многое выжмешь, однако мама — она довольно состоятельна. Собраться с мыслями было довольно сложно… И вдруг мне пришло в голову: а что, если у него есть еще и другие материалы на меня? Я знал шифр его сейфа и решил посмотреть, нет ли их там. Открыв сейф, я вынул из него все содержимое и тщательно пролистал каждый документ — но ничего не нашел. Потом я положил все обратно в том же порядке, как брал, закрыл сейф и поставил замок в нулевое положение. Книжку я собрался взять с собой, чтобы завтра с утра пойти к Виктору и сказать, что выкрал ее и уничтожил. Однако передумал. Какая разница — есть эта книжка или нет? Его намерения в отношении меня стали теперь абсолютно ясны, и их осуществление было лишь вопросом времени. Я положил книжку на место и решил выиграть время, делая вид, что ничего не замечаю. Время должно было работать на меня. Быть может, Виктор в будущем допустит какие-нибудь более серьезные промахи, чем те, которые он собирался приписать мне, и я подумал, что если он завел книжку на меня, то ничто не мешает и мне завести на него такую же. С таким же успехом, как и он, я мог читать его письма и подслушивать телефонные разговоры. Дай только время, думал я, и мы посмотрим, кто сумеет ударить сильнее.