Хозяин кричит, а богач еще громче.
Пока разобрались, что к чему, Патяна и след простыл.
Доскакал он до постоялого двора, где оставил свою телегу, отдал беднякам деньги, одежду и поехал дальше своей дорогой.
Один куштан все хвастал, будто он обо всем на свете слышал и все знает.
— Нет ничего такого, о чем бы я не слыхал!
— Значит, ты должен был слышать о диком звере по прозвищу Пингайк, — поймал его на слове Патян.
— Ну, как же, — ответил хвастунишка, — знаю, рассказывали мне об этом звере.
— А вот и не знаешь, — сказал Патян.
— Нет, знаю, — рассердился куштан.
— Давай спорить, — предложил Патян, — на самую жирную овцу. Если выиграешь, в твоем стаде голова прибавится.
— Давай! — согласился куштан.
Ударили они по рукам. Патян и спрашивает:
— А скажи, друг, на кого похож этот зверь: на зайца или на козленка?
— Н-на зайца, — сказал куштан и, увидев, что Патян улыбается, тут же спохватился, — нет, на козленка!
— Эх, ты, — сказал Патян, — никогда не хвались тем, что слышал, пока сам не увидишь. Такого зверя и нет вовсе, я его выдумал.
И забрал у куштана овцу.
Однажды поехал Патян на базар. А там посреди площади у телеги старого богатея народ толпится.
Оказалось, кто-то из парней присватался в шутку к дочери богача, а та его, как говорится, отбрила. Слово за слово, парень возьми и скажи, дескать, не иначе, как она с каким-то изъяном, раз до сих пор в девках сидит. Богач на рожон полез, и ну хвалить свое чадо: мол, дочь его красавица, оттого и разборчива. Не каждый ей по душе придется.
Дочь слушала, губки дула. А конь богача то ли застоялся, то ли чужую лошадку увидел, — как заржет на весь базар.
— Отец, отец! — закричала дочь. — Смотри, наш конь смеется!
Тут уж и люди вокруг засмеялись, начали расходиться. Все им ясно стало. Богач покраснел, точно рак вареный. А Патян покачал головой и сказал:
— Эх, айван-бедняжка. Разве дело в красоте? Мир красит солнце, а человека — разум.
Однажды Патян с соседом отправились на двух санях в лес за дровами.
Взяли они в дорогу по шыртану[29]. Сосед был жаден, захотелось ему Патянов шыртан съесть, а свой сохранить. Думал он думал, как это сделать, вдруг видит — лежит на обочине кряж, толстый такой, ну прямо матица от водяной мельницы.
— Давай поспорим, — вызвался сосед, — кто этот кряж на сани взвалит, тому и шыртан.
Сам он был высок, плечист, а Патян — невысокий, худощавый, с таким спорить можно.
Первым взялся за работу сосед. Тужился, кряхтел, а кряж ни с места. Вконец умаялся, сел на снег и говорит:
— Теперь ты попробуй!
Патян, не долго думая, расчистил снег возле кряжа, поставил в ложбину сани, да и толкнул кряж легонько, тот на сани и лег.
— Как же я-то не додумался, — горевал сосед, — эхма…
— Не был бы жадным — додумался бы, — ответил Патян. — А теперь отдавай-ка шыртан…
Поехал Патян в село Нюргечи, что в долине Кубни, покупать кирпич. Обошел мастеров-хозяев, поглядел, пощупал кирпичи — не понравились. Тут подходит к нему мужик из соседнего села Янкасы и говорит:
— Какой здесь кирпич? Один сырец. Ты к нам заезжай, у нас настоящий купишь.
— Э, — махнул рукой Патян, — знаю я вашу поделку, одним только и отличается…
— Чем же это? — нахмурился мужик.
— Если ненароком уронишь, — сказал Патян, — здешний кирпич пополам, а ваш — на три части.
Сестра Патяна любила поесть. Садясь за стол, так и норовила отхватить кусок побольше.
Однажды мать испекла им йывы — пышные пампушки из пресного теста в виде птичьего гнездышка с ямкой посередине. Чтобы йыва скорей дошла, ее накрыли коноплей. Конопля придает блюду особый вкус.
Вот вышла сестра на крыльцо скоротать время до обеда, а Патян тем временем задумал подшутить над ней. Взял сырой картошки, обрезал ее наподобие гнездышек, да и положил вместе с йывой, прикрыв коноплей. Йывы получилось много — целая гора.
Сели обедать, сестра — хвать самую крупную йыву. Откусила разок — захрустело на зубах, откусила еще раз — опять хруст, и во рту горько.
Смотрит, глаза выпучила — а в руке у нее картофелина. Заплакала сестра от обиды:
— Издеваться надо мной решили, да? Нарочно мне картошку подсунули.
— А ты не жадничай, — урезонил ее Патян.
— Не твое дело, — пуще прежнего заревела сестра.
— Ну, тогда не обижайся, — сказал Патян, — знаешь ведь поговорку: у жадного во рту и салма становится камнем. Вот и сейчас то же случилось. Была йыва — стала картошка. Очень просто.