— Многих он разорил, оставил сиротами, — сказал Хурамал, — больше не доставит людям несчастья.
В ту ночь пришли к ним семеро парней из соседней деревни. Не стало им житья от куштана, вот и подались к атаману, в лес.
— Доброе зерно посеяно, — сказал Кармелюк, — быть урожаю. Ну, теперь пора и мне собираться. Ждут меня на Украине свои иштиреки, надо спешить.
Стали готовить Кармелюка в путь. Запасли еды впрок, а как завечерело, двинулись к Волге.
Долго шли по чистому полю, оврагами, перелесками. К рассвету открылась водяная гладь. Здесь уже поджидал их знакомый лодочник. Переправились через реку, Устим стал прощаться. Но Хурамал не хотел отпускать друга без угощенья и повел его в ближайшее село.
Здесь-то и подстерегла их беда…
Покуда друзья пили-ели, сельский староста послал в волость нарочного, и тот привел стражников. Окружили стражники дом, хотели взять врасплох…
Вот где пригодилась Устиму повстанческая выучка. Выбил он окно, крикнул товарищам:
— Прыгайте и задами — к лесу. А я их задержу! — Выхватил пистолет и давай отстреливаться.
Стражники, видно, не ждали отпора, растерялись. А когда пришли в себя, Хурамал с товарищами были уже у леса.
— Догнать, взять живьем! — хрипел раненый пристав.
Стражники, задрав длинные шинели, кинулись за бунтарями. Стреляли на ходу. Один из них бросился через овраг наперехват. Кармелюк, догонявший Хурамала, вовремя оглянулся, вскинул пистолет. Упал стражник, споткнулся и Хурамал, осел как подкошенный.
Поднял его с земли Кармелюк, взвалил на плечо, а лес уже совсем близко, еще самую малость — и укроет от пуль, спасет.
Лес-то спас, а вот рана оказалась смертельной. Недолго протянул бедняга. Три дня и три ночи не смыкал Кармелюк глаз, ходил за другом, промывал ему рану родниковой водой. Все приговаривал:
— Держись, браток, держись. Мы с тобой еще поживем назло врагам.
— Нет уж, — улыбнулся Хурамал, а у самого в глазах туман. — Поживешь один, за двоих.
Перед самой кончиной позвал одного из своих парней, сказал чуть слышно:
— Подай-ка мне саблю.
Подали ему саблю. Взял он ее да тут же выпустил — рука не держит. Попросил поднести к губам. Приложился устами к холодному булату и прошептал, глядя на Устима:
— Завещаю саблю тебе. Бери… Справедливый меч, от самого Пугачева… подарок.
Принял Кармелюк саблю.
Взошла луна. Но не суждено было увидеть ее Хурамалу. Схоронили его на холме, посреди темного леса. И поклялся на могиле названый брат:
— Солнце еще не взойдет — вспомнит тебя предатель. Не будь я Кармелюком.
Смекнули чуваши, что задумал Кармелюк, не пустили его в деревню.
— Ты атаману клятву дал, а мы ее выполним. Тебе в путь пора. Тебя ждут на родине, ступай, не забывай нас.
— Ну, что ж, — сказал Кармелюк, — будь по-вашему, я там, вы здесь.
Уже светало, когда пересек он долину, оглянулся. У подножья холма, где было село, подымалось зарево.
Говорят, появился Устим на Украине ранней весной. На родном Подолье цвела черемуха, бежали ручьи, курилась земля вешним парком. Как и в прежние времена, пировала в усадьбах шляхта, а на конюшнях свистели розги, плач стоял по деревням.
Собрал Кармелюк самых смелых и отчаянных. И вновь заполыхали по Украине панские усадьбы. Всякий раз, когда над белокаменными хоромами взвивался «красный петух», вспоминал Кармелюк слова Хурамала:
— Больше он никому не доставит страданья.
Сжимал атаман заветную саблю, думал: жив Пугачев. Пока живы мироеды, и он жив. И даже когда переведутся на белом свете зло и неправда, будут помнить люди великого бунтаря.
ОТКУДА ВЗЯЛСЯ СЕРП
Коль серпом намашешься в поле,
Будут, брат, на руках мозоли.
А уж если мозоли натер,
И на выдумку станешь хитер
озвращаясь с ночного, мы остановились на краю ржаного поля. В синем рассветном мареве шумели хлеба, перекатываясь золотыми волнами. Утопая по самый бункер, плыл вдалеке комбайн.
Старик, приложив к глазам козырьком ладонь, долго глядел вслед машине. Казалось, он не мог равнодушно смотреть на комбайн, на который люди, еще на его памяти, смотрели как на чудо.
— Сто серпов и один мотор, — сказал Ендимер с обычной своей чудаковатой непосредственностью. И вдруг спросил:
— А ты знаешь, откуда взялся серп?
Разумеется, я не знал.
…Было время, когда люди рвали колосья руками, и от этого ладони у них были всегда в волдырях. Не знали люди, что на свете существует серп, который может облегчить их труд.