Однажды принес он домой сокола-подранка. Долго возился с ним, все выхаживал.
В то время слуги тархана стали созывать крестьян на строительство моста. Пришлось и Яндушу с отцом собираться. Строили они этот мост, спины не разгибая. Пришло время, сам тархан прибыл посмотреть работу.
— Дорогу, дорогу повелителю! — кричали слуги тархана. — Шапки долой!
Замешкался Яндуш, не успел снять шапку, тут ему и попало: жесткая плеть прошлась по спине.
«За что? — подумал Яндуш, сдерживая слезы. — За что они меня? Что я сделал плохого?»
— Это мост во всем виноват, — говорил Яндуш мальчишкам, — не было бы мостов, не было б и плетей.
И задумал он построить дорогу без моста.
Стал возиться Яндуш в своем сарае, что-то мастерил, строгал. Потом уходил в степь, ловил силками ястребов, а вскоре отпускал на волю и долго следил за их полетом.
Отец знай корил непутевого сына:
— Чего ты зря время тратишь? У других вон сыновья делом заняты, скот пасут, коней сторожат, а ты все строгаешь, а что, и сам, видно, в толк не возьмешь.
— Хочу построить дорогу без моста, — загадочно отвечал Яндуш, — чтобы люди ходили по воздуху.
— А не хочешь ли ты без хлеба прожить да без воды? — рассердился тут дед Кайнар. — Может, тоже чего-нибудь заместо хлеба придумаешь? Вот запру тебя в погреб и сиди там. Дорога без моста! Ишь, чего надумал! Совсем рехнулся, бога забыл!
— Нет, — стоял на своем упрямец, — можно построить дорогу воздушную, и тогда не будет плетей, и люди не станут гнуть спину на тархана.
— Смотри, накличешь беду, — разгневался дед, — попадешь со своей дорогой прямиком в преисподнюю.
Не бросил своей затеи Яндуш. Начал мастерить после сева, а закончил в самую страду.
…День, говорят, был праздничный. Люди толпились на площади вокруг цыгана с медведем. Медведь чувашам не в диковину, но этот, цыганский, на других был не похож. Люди со смеху покатывались, глядя, как он представляет Тархановых дочерей и толстую попадью.
Тут как раз зазвонили к обедне. Промчался куштан в тарантасе, обдав толпу пылью, — в церковь спешил. Заторопился к храму и люд простой.
А поп уже читал с амвона:
— Слушайте, люди, правду. Киреметь и прочие боги языческие потеряли силу. Теперь у нас един бог — Христос, заступник наш и опора во всем. Аминь!
Глядел старый Кайнар на скорбный лик распятого Христа и думал: «Может, русский бог поможет моему непутевому внуку стать человеком. Захочет Киреметь покарать Яндуша за все его выдумки, а Христос тут как тут: „Не тронь мальца, он хороший“». Размышляя так, не сразу понял Кайнар, о чем это люди у дверей шумят.
— Кто это, кто? — раздавалось у выхода.
— Да ведь это Яндуш!
— Яндуш, сын Турана, внук старого Кайнара.
Поп завопил, требуя тишины, но его уже не слушали, все кинулись на улицу.
У выхода толкучка, люди шумят, волнуются, детишки снуют, и все смотрят вверх, задрав головы.
— Яндуш!
— Яндуш, возьми нас с собой!
— Вон он, — подсказал кто-то растерявшемуся Кайнару, — внук твой — на крыше дома.
Взглянул Кайнар и обмер.
— Яндуш, — позвал старик что было силы, — спускайся вниз, несчастный!
Но Яндуш будто не слышал. Возился на крыше возле какого-то сооружения с крыльями.
— Яндуш, — застонал старик, — спускайся, пока не поздно. Русский бог защитит тебя! — И схватился за голову.
Яндуш уже стоял на самой кромке крыши, а на спине у него были крылья, перетянутые старым холстом в заплатах. Толпа притихла. И все услышали звонкий мальчишеский голос:
— Эй, люди! Человек может летать, как сокол. Ему не нужно ни дорог, ни тарханских мостов, где бьют плетями. Небо просторно!
Сказав так, закрутил какое-то колесо, крылья дрогнули, поднялись.
— Улетит, — выдохнула толпа.
Женщины закрестились, иные, повернувшись к востоку, восслали молитвы Киреметю. Детишки захлопали в ладоши.
— Ударья!
— Слава Яндушу!
Но всех перешиб голос попа. Выскочив из церкви, он заорал, взмахнув крестом:
— Дьявол! Раб презренный, да постигнет тебя кара божья!
Старый Кайнар закрыл глаза и зашептал молитву, которая была древнее, чем весь его род.
А Яндуш… Не успел смельчак взлететь, как тут же стремглав понесся к земле. Раздался треск, кто-то вскрикнул. И все затихло.
Первым подбежал к внуку старый Кайнар. С трудом освободил его из-под обломков, поднял на руки. Глаза Яндуша были полузакрыты.
— Худо мне, дедушка, — прошептал он, — конец пришел.