— Эй, добрый человек, скажи, какая нужда тебя гложет?
Огляделся Шамалак — вокруг ни души.
«Видно, — подумал, — мне все это почудилось. Слыхал от людей, будто перед самым концом такое бывает — голоса слышатся».
Опять взялся за веревку. И снова голос:
— Эй, добрый человек, не торопись с жизнью прощаться. Скажи, в чем беда твоя… Может, я помогу?
Посмотрел Шамалак по сторонам и опять никого не увидел. Но на всякий случай спросил:
— Кто ты, дух ай человек? Если человек — покажись.
— Нет уж, ты сперва ответь на мой вопрос.
Рассказал тогда Шамалак о своем горе и услышал такие слова:
— Не тужи, я тебя выручу.
Еще раз спросил Шамалак, кто с ним разговаривает — дух или человек. Голос ему ответил:
— Я живой человек, а показаться не могу, неровен час, испугаю. Лицо мое изувечили в тюрьме да на каторге. А вот помочь я тебе помогу, мое слово верное. Ступай и скажи людям: если кто их обидит, пусть придут сюда, к большому дубу, и трижды крикнут: «Ахун», а затем поведают о своем горе.
Вернулся Шамалак домой. А наутро увидел во дворе корову и овцу. Сначала подумал — сбежала скотина от богатея. Но вспомнил про лесной разговор. А тут и сам богатей заявился, руки у него дрожат, лицо точно холстина белая.
— Шамалак, — сказал он, — это я привел тебе корову и овцу. А долг свой вернешь осенью. Когда сможешь, тогда и вернешь.
Узнали об этом люди.
С той поры все, кто терпел без причины от богатеев, выходили на тропу Ахуна и трижды звали его. Потом называли имя обидчика и рассказывали про свою беду. На другой день кто-то проучал обидчика.
Власти вконец потеряли покой. Слали губернатору одну жалобу за другой. И вот снова прибыли солдаты. Их было много, все вооружены до зубов. Группами ходили по домам, искали следы Ахуна. Пустили даже слух, мол, никакого Ахуна нет, просто в округе орудует шайка беглых каторжников. Но люди им не верили.
Искали-искали солдаты, ничего не нашли. А в лес не заглядывали.
Тогда начальник отряда вместе с солдатами ворвался в дом Ахуна, выволок на улицу его мать и избил плетьми. В тот же вечер Шамалак поспешил к знакомой тропе известить об этом Ахуна.
Трижды позвал его и рассказал о случившемся.
Ахун не заставил себя долго ждать. Точно раненый зверь кинулся к родному дому. Сердце его рвалось от ненависти. Об опасности он не думал: недруги надругались над старой матерью. Он не мог оставить ее в беде.
Солдаты ждали Ахуна — поставили у ворот силки.
Дело было под вечер, не заметил Ахун силков. Запутался. Тут его и поймали.
Заковали Ахуна в цепи.
На другой день солдаты согнали сельчан на площадь перед церковью. Привели Ахуна.
— Покайся, — сказал ему офицер, — сколько жизней погубил. Покайся и сохранишь себе жизнь. Сам за тебя слово замолвлю. Не повесят тебя, отправят обратно в Сибирь. Жить будешь.
Покачал головой Ахун, засмеялся. А лицо у него страшное, на лбу клеймо.
— На что мне такая жизнь? Чем сто лет жить в клетке, лучше год на воле. А нет воли, и жизни не надо.
Костер угасал. Дед молча сосал трубку. Вася поднял голову и чуть слышно сказал:
— О таких вот и складывают сказки.
— Сказки, — сердито буркнул дед. — Правда это все, чистая правда.
— Да мы верим, мучи, — торопливо заверил Петюшка, желая смягчить старика, — дальше-то что, где у этой правды конец?
— Будет и конец, — ответил Ендимер, искоса взглянув на пристыженного Ваську, — только не такой, верно, как ты думаешь.
…Сказал Ахун про вольную жизнь, поглядел в небо. А там в синеве сокол парит. Медленно так, расправив крылья. И крикнул Ахун:
— Люди! Был я свободен, как птица, и у меня было два крыла. Одно крыло — любовь к вам, таким же беднякам, как и я, а другое — ненависть к палачам. Был и я когда-то молод и зелен, как эта трава. Дурного никому не делал, в добро верил. Ан нет его, добра, нет правды, потому что все им позволено, кровопийцам, казнить нас и миловать. Кто дал им такое право?
Тут офицер как закричит: «Молчать!» Толпа загудела, но сразу же утихла, стараясь уловить каждое слово Ахуна.
А он продолжал:
— Не сдался я им, и вы не сдавайтесь, кровь за кровь!
Офицер замахнулся шашкой и приказал Ахуну просить у народа прощения, иначе разбойника все проклянут.
— Цветок засохнет, если пчелы его невзлюбят, — совсем уже тихо произнес Ахун, — то же и со мной будет, если люди от меня откажутся. А ведь я за них жизнь отдаю.
Словно плеткой стеганули по сердцу слова Ахуна. Закричали деревенские парни: «Спасем Ахуна», «Смерть палачам!»