Знакомство состоялось, девушки рассказали, что учатся вместе, ребята оказались тоже сокурсниками, студентами духовной семинарии. Они гуляли по набережной. Ира с Димой тем временем завели оживленную дискуссию.
– Я считаю, что каждая женщина должна.. – Неосторожно сказал Дима, Соня заметила, как глаза подруги воинствующе засверкали.
– Ни одна женщина тебе ничего не должна!
– Это ты кошкам своим расскажешь!
– Это вам скоро придется кошек заводить, когда поймете, что времена домостроя давно прошли и никому не нужны комнатные цари и диванные воители.
Более опытная в подобных сражениях, Ира явно побеждала. Дима вяло отбивался аргументами про традиции, отступать он не хотел.
– Есть вероятность, что скоро он станет феминистом? – Тихо, чтоб не мешать словесным баталиям, спросил Андрей Соню.
– Скорее всего, – Соня тихонько рассмеялась, – у него ни шанса, Ира всю жизнь готовилась к этим прениям, книжки разные читала…
– Ты тоже?
– Нет, я больше ужастики люблю.
– Могу посоветовать Ветхий Завет почитать, добрая такая книжка.
– И что, в конце доброй книжки все умерли?
– Нет, где-то в самом начале, а потом ещё несколько раз. Но люди оказались неубиваемыми, как тараканы.
– А вам можно на такие темы шутить?
– Конечно, у нас же не тоталитарная секта.
Глава 3.
Ира великодушно разрешила Диме её проводить.
– Но только потому, что я ещё не договорила! Ты должен это услышать! Может, получится из тебя воспитать нормального человека!
Андрей провожал Соню. Она рассказывала ему о себе, о том, как решила стать психологом, чтобы помогать людям, как потом начала сомневаться в своем выборе и во всем, что она делает. Как увлеклась модной темой с похудениями, диетами и тренировками.
– А, позволь спросить, тебе это зачем? – Андрей был удивлен, – ты же такая, как бы сказать, идеальная.
Соня задумалась. Она никогда не доводила себя до истощения на диетах и до изнеможения на тренировках, ей просто нравилось готовить разные блюда по рецептам для правильного питания. Утонченной и изящной от природы, с тонкой костью и быстрым обменом веществ, ей легко удавалось поддерживать форму. Она поняла, что больше говорила об этом, чем делала.
– Не знаю, возможно, мне просто было скучно, а это лежало на поверхности. Мне нравится все красивое, и я хочу нравиться самой себе.
– «Человек смотрит на лицо, Бог смотрит на сердце», тоже, кстати, из Ветхого Завета.
– Но я же не Бог, – девушка рассмеялась, – а ты в любой непонятной ситуации Ветхий Завет цитируешь?
– В любой понятной – тоже, я так умнее выгляжу.
– Умнее ты выглядишь уже просто на фоне своего друга, – Соня продолжала смеяться.
– Зато у него лучше получается заводить знакомства.
– Если что, на будущее, у него совсем не получается.
– Он хотя бы не боится выглядеть смешным, и в итоге мы все же знакомы.
– И Ирка нашла себе новую жертву, он наверно не на такое рассчитывал, когда решил к нам подойти?
– Вообще-то инициатива была моя, – он замешкался, – у тебя взгляд был такой грустный, потерянный. Хотелось подойти и тебя пожалеть.
Соня растерялась. Она не знала, считать ли это за комплимент, но и обидно эти слова тоже не звучали. Она решила сменить тему.
– А можно тоже спросить, после семинарии кем становятся? Священниками?
– Чаще всего да.
– А как вообще можно решить, что хочешь стать священником? Профессия же такая, не типичная.
– Тут либо призвание, любо династия. У нас династия. Что такое призвание, я, честно говоря, не знаю. Я долго сопротивлялся, но, как оказалось, больше все равно ничего не умею.
– Для этого наверно надо в Бога верить. Ты, правда, веришь? Я вот вообще не представляю, как можно верить во что-то, в кого-то.
– Я, скорее, знаю. Много приходилось читать и слушать с самого детства, и доказательств существования Бога, и аргументов истинности христианства, они могут быть очень убедительными, – он воодушевился, поймав восторженный взгляд девушки, – самый интересный аргумент, пожалуй, исторический. Ты, наверно, знаешь библейскую историю? С тех самых времен политические преследования христиан продолжались. Гонения на христиан это не сказки, а исторически задокументированный факт, ни одна другая мировая религия не формировалась в условиях пыток и казней. В этом что-то есть впечатляющее, когда люди настолько верят в какую-то идею, что готовы умереть за свою собственную правду.