На колокольне оторвался лист жести, ветер шевелил его, и жесть жалобно скрипела и повизгивала. Над входом в церковь, ставшей в последние годы музеем, висел полинявший красный лоскут, вероятно остаток лозунга или плаката. Хельман решил взять двух солдат из охранной команды и походить по улицам: не остались ли где подобные лоскуты и дощечки с названиями: Советская, имени Коминтерна, имени Маркса… Ленина… Александра Невского… Немедленно снять!.. И заменить!.. Нет, на замену теперь не хватит времени, это потом можно сделать. А сейчас уничтожить все то, что напоминает о Советской власти. Тогда у «друга детства» Гельмута Мизеля не будет повода для доноса.
2Гельмут Мизель не изменился за этот год. Его черные, лоснящиеся, пропитанные кремом волосы разделены безукоризненным пробором. Они немного поредели, и сквозь них просвечивала розоватая кожа. Холеное лицо стало синеватым от частых массажей. Он часто открывал рот, будто хотел похвалиться зубами, ровными и белыми, и единственной золотой коронкой, поставленной, возможно, не ради надобности, а лишь для красоты. Длинный горбатый нос и утолщенные губы делали лицо Гельмута волевым и решительным.
Приехал он поздно и, не застав Хельмана в комендатуре, завернул на его квартиру. Он шумно выражал свою радость, долго жал руку приятелю, хлопал его по спине и заверял, что Ганс очень хорошо выглядит и что ему русский климат прописан врачами. Мизель уже был штурмбаннфюрером — майором СС, у него прибавились еще две награды. Веселое настроение не покидало его.
— Знаешь, Ганс, — говорил он, усадив Хельмана, точно гостя, в кресло, а сам расположившись на диване, — не знаю, кто как, а я русским признателен: они все время помогают мне получать новые чины и награды.
— Ты, Гельмут, перед войной занимался русскими? Я правильно догадывался? — спросил Хельман.
— Да, русскими. И давно. Больше семи лет. Я тогда работал в Абвер[7]. Из-за русских я стал неутомимым путешественником. Теперь все позади, и я не боюсь раскрыть кое-какие тайны. В эти годы я побывал в Москве, Испании, Японии, Польше, Финляндии, объехал полмира. И все из-за них, моих благодетелей.
— Я буду рад услышать от тебя все, что ты найдешь нужным рассказать. Это очень интересно, Гельмут.
— У меня всегда было желание поделиться с тобой новостями, Ганс, но еще год назад за каждую такую новость у меня могла полететь голова с плеч!..
— Я понимаю твою службу, Гельмут, она требует скрытности, — сказал Хельман.
— Еще какой!.. Да, да… В Москве я был в качестве корреспондента. В Испании — тоже. Во время войны между испанцами, а точнее, между коммунизмом и национал-социализмом. В те годы розовощекий младенец — национал-социализм — положил на обе лопатки своего противника, который был старше его. В Японию я приехал накануне боев. Штаны самураев после Халхин-Гола пахли скверно!.. Финны воевали лучше, они помогли нам понять современную русскую армию. А Польша поставила нас лицом к лицу с будущим противником, и мы точно узнали все полки, дивизии и корпуса, которые нам доведется бить. Наши войска уже оценили и еще больше оценят, что мы не зря получали от рейха содержание и награды.
— Войска хорошего мнения о нашей разведке, — соврал Хельман.
— Не всегда. Многие в войсковых штабах считают, что если мы не ходим в атаки, то у нас меньше заслуг перед рейхом. Это глупость, Ганс! Вот и теперь: у них враг только впереди, а мы действуем всегда в полном окружении противника.
— Да, и у вас, и у нас всегда полное окружение, — согласился Хельман.
— Еду к тебе — обстреляли. Оболтусы! По бронированному автомобилю из винтовок! Пули — как от стенки горох. Ох, Ганс, и прочесали мы лесок! Троих подобрали. Местный полицай говорит, что один очень похож на Огнева… Он тяжело ранен, я отослал его к себе. Хорошо, если это действительно Огнев… А почему мы с тобой ведем разговор всухую? В Риге мои парни захватили хороший склад. Должен сознаться, что русский коньяк «Арарат» штука неплохая. Русская водка — тоже. У меня хватит русских вин, чтобы отпраздновать победу над русскими!
Пока ординарец накрывал стол (Хельман не доверял русским и не брал служанки), приносил из машины вина, Гельмут Мизель сообщил, что он со своей группой расположился в сотне километров от Шелонска, куда он только что переехал из Риги, что визиты в Шелонск будут частыми и он будет рад встречаться со своим добрым приятелем, что теперь, как никогда раньше, они будут полезны друг другу. Он уже успел осмотреть квартиру Хельмана, побывал в спальне и был немало удивлен тем, что здесь жил секретарь райкома Огнев. Но тут же Мизель позавидовал Хельману: служба безопасности разместилась в селе и Мизелю пришлось занять дом правления колхоза — деревянное здание, состоящее из двух неоклеенных и неуютных комнат.