— Она бы… рассердилась?
— Не рассердилась, конечно. Я не хочу огорчать ее.
— Огорчать?
Кристиан закрыл глаза.
— Завтра месячное Собрание. Она должна будет читать там свое письмо. Собрание потребовало, чтобы она послала копию письма в газету и твоему приятелю Дарэму, который устроил ваш брак.
Кристиан повернулся.
— Ее письмо? — спросил он. — Что за письмо?
Тиммс поднялся. Его руки чуть касались края стола.
— Приходи на Собрание, друг, — сказал он. — И ты услышишь.
Каждое утро Мэдди вместе с Констанцией ходила в работный дом и носила туда еду для старух и детей. И в это утро она пошла, как всегда, хотя предстоял день ее позора, когда ее должны были осудить на Собрании. Их дорога лежала по задворкам деревни, мимо полей и питомников. По ту сторону участка вспаханных на зиму земель, не доходя работного дома, на углу, где тропинка поворачивала во двор, отчетливо виднелся какай-то странный предмет.
Джерсейская корова была привязана к сухому дереву, она стояла у стога сена и жевала. Они видели ее здесь каждый день, но сегодня на середине грязной тропинки, за коровой стояли два лакея в париках и ливреях, по бокам странного призрака: Леди де Марли, которая сидела на позолоченном стуле, а ноги ее были изящно поставлены на подходящую скамейку. Закрытая карета ожидала поодаль, загораживая дорогу по ту сторону.
Констанция только сказала:
— Что бы это могло быть? — и продолжала идти вперед. Мэдди все медленнее передвигала ноги, а за двадцать ярдов до заграждения она остановилась.
— Думаю, я должна пойти назад.
Констанция посмотрела на Мэдди, а лицо ее было таким же круглым, кротким и спокойным, как у джерсейской коровы.
— Это всего лишь мирское испытание, — сказала она так спокойно, что Мэдди осмелела. — Мы просто пойдем дальше.
Они подошли к леди де Марли так близко, что Мэдди могла видеть резной нефритовый флакон с нюхательной солью, который лежал на коленях старой дамы.
— Как трогательно, — старческий голос ясно и сильно прозвучал в воздухе. — Мы расхаживаем по нашим маленьким благотворительным заведениям, не так ли?
Мэдди не ответила. Она хотела свернуть, но лакей загородил ей дорогу.
— Мы будем говорить, герцогиня, — сказала леди де Марли. — Здесь и сейчас или в другое ближайшее время и другом месте.
Мэдди отошла от лакея.
— Я не герцогиня.
— Нет. Оказалось, что ты просто трусливая женщина. — Тетка герцога была закутана в богатые шали, ее колени покрывал прекрасный шерстяной плед, а руки были засунуты в соболью муфту.
— Проходи, Архимедия, — сказала Констанция, посторонившись.
— Почему бы не дать ей послушать? — спросила леди де Марли. — Если я дьявол, который пришел искушать ее, то неужели она недостаточно сильна, чтобы не поддаться?
— Ты не дьявол, а лишь еще одно волнение для нее, — возразила Констанция. Сегодня ей предстоит достаточно испытаний.
Мэдди была уязвлена предположением, что нечто, чем в качестве искушения может соблазнять ее леди де Марли, сможет уничтожить ее намеренье стать настоящим квакером.
— Пусть говорит. Она не скажет ничего, что могло бы расстроить меня.
— Жерво плохо, сообщила леди де Марли.
Мэдди быстро повернулась, в горле пересохло.
— Плохо?
Леди де Марли заслонилась.
— А ты говоришь, что я не могу расстроить тебя.
Краска залила щеки Мэдди. Она почувствовала, как кровь ударила в голову. Ее затрясло, и это было слишком заметно.
— Есть милосердие в душе Архимедии, потому она и озабочена благополучием своего собрата, — произнесла Констанция.
— Неужели? — сухо удивилась леди де Марли. Она наклонилась, поправляя шаль на золоченом стуле. — Он достаточно хорошо себя чувствует, девочка, достаточно хорошо, чтобы обругать меня за вмешательство. Ты знаешь, в чем мой интерес? — Она остановила Мэдди пронизывающим взглядом. — Есть ли надежда?
Мэдди поняла ее. Она думала о «посылке», об узелке в руках девочки, его родной крови, оставленной ждать на аллее. Но такой ребенок не должен был отвечать за то, что требовала леди де Марли.
— Нет, — сказала она коротко. — Совершенно.
Старуха долго и пристально посмотрела на нее. Затем она поджала губы и вздохнула.
— Что ж, хорошо. Так, значит, я полагаю…
— Я собираюсь сказать тебе правду, — сказала Констанция с решительностью в голосе. Чего я искренне жажду, так это, чтобы все молитвы могли достичь тебя. И я хотела, чтобы ты поняла, — это замужество дурное дело. Ужасное дело, чтобы разлучить Архимедию с общиной. Я должна сказать тебе, какое мужество понадобилось и еще понадобится ей, чтобы вернуться к согласию с Богом.
— Ах, да! — леди де Марли кивнула в сторону их корзин. — Несете земные блага бедным.
— Ты насмехаешься над тем, чего не можешь понять.
— Без сомнения вы знаете мысли Бога лучше, чем я, — ответила леди де Марли. — Но я понимаю Архимедию очень хорошо. Она не отважная святая. — Она посмотрела на Мэдди. — Не так ли, девочка? Вовсе нет. Ты просто испугалась настоящей работы, которую Бог выбрал для тебя. Она вытащила руку из муфты, нащупала свою палку и ткнула ею в корзину Мэдди. — Над этим не надо много думать, не так ли? Добрый жест. О, да — но даст ли он мужчинам работу?
— Это для детей и стариков. У меня нет средств дать работу мужчинам, — сказала Мэдди. — А иначе я сделала бы это.
— О, ты глупая девчонка. Глупая. Ты не понимаешь, что ты имела. Ты боялась открыть глаза и посмотреть. Она осторожно поставила ноги на землю и поднялась. Лакеи бросились вперед и, поддерживая, подвели ее к дверцам кареты. Она остановилась и обернулась к Мэдди, опираясь на палку. — Ты накормишь — скольких? Десять. Подумай, девочка. Тогда ты могла бы накормить десять тысяч, если бы у тебя было мужество.
— Ты пойдешь с нами к Брукам, — Дарэм шагал через две ступени. Он помахал крохотным зеркальцем, привязанным к веревке. — Забавлять Диану. — Он отдал зеркало Кристиану и прошел за ним в гостиную. — Лепи собираются заняться своим туалетом как можно раньше. Что ты сказал? Я встречусь с Фейном, когда он не будет дежурить.
Кристиан протянул зеркальце Диане. Она залепетала и схватила его. Он поиграл с ней, перетягивая веревочку на себя.
— Не сегодня, — сказал он.
— Когда? — спросил Дарэм. Он подошел к окну и выглянул.
За легкостью тона явно слышалось: «ты не сможешь откладывать это вечно».
— Не сегодня, — повторил Кристиан. Он смотрел в сторону. — Дарэм, ты получил письмо Мэдди?
Его друг прекратил бесконечное постукивание по окну. Он не повернулся.
— Что-то… Да. У меня что-то было, — сказал он рассеянно.
— Что-то?
— Что-то вроде письма. Я не знаю. Так ты точно не хочешь идти к Брукам, старина?
— Скажи мне… Что в нем было?
Дарэм все еще выглядывал в окно.
— Много всякого духовного. Очень по-квакерски. Я, по правде, не читал его подробно…
— По-квакерски?
— Послушай, это было ерундовое письмо. Если ты решил не ходить, то я пойду.
— Она читает его сегодня квакерам. И оно попадет… в газеты.
Дарэм отвернулся от окна.
— Тогда, старина, я сердечно советую тебе не покупать газет. — То, что он сказал, противоречило его насмешливому тону.
Засунув руки в карманы, Дарэм вышел из комнаты.
— Приходи в клуб, если передумаешь.
Глава 36
Он очутился в дверях, едва представляя, что ожидать от молчаливого уважаемого собрания: инквизиции, трибунала. То, что он увидел, более походило на строгий совет без председателя. Они сидели на скамьях в большой холодной комнате и не голосовали. Любой приглашался высказываться, тяжелые шаги и шарканье эхом отдавались от пола и крыши, когда присутствовавшие вставали один за другим, чтобы сказать о своих чувствах. Затем, наконец, кто-нибудь делал заявление. Это вызывало общее одобрение, и его записывали в протокол.
Кристиан не сел, а остановился у дверей. Группа мужчин на приподнятом помосте у задней стены комнаты вопросительно посмотрела на него, когда он вошел, никто не сдвинулся с места, чтобы выставить его, но один из них продолжал смотреть тяжелым взглядом. Жерво узнал главу той суровой группы, которая приходила к нему домой. Кристиан оглянулся, не двигаясь.