— Иди домой. — Кристиан взял ее за локоть и повернул лицом к служанке. — Я… подумаю.
Она вцепилась в него, потом вдруг встала на цыпочки и страстно поцеловала его в губы.
— Нет, — сказал Кристиан, отодвигая се, прекрасно зная, чего она добивается.
Затем Жерво вручил ее служанке, дав ей деньги.
— Домой. Сейчас.
— Да, сэр. — Девушка взяла хозяйку за руку, хорошо зная щедрость Кристиана.
— Когда ты зайдешь? — спрашивала она. Кристиан посмотрел на нее, затем повернулся и зашагал в самую темную часть сада.
Кристиан сидел в темноте на скамейке. Капал холодным мелкий дождь. Он сказал, что подумает, но все еще был поражен.
Дочка.
Казалось, что вся его жизнь сейчас под угрозой. Есть деньги, но нельзя их контролировать. Есть жена, которая считает, что не нужно было выходить за него замуж, и бывшая любовница, уверенная, что нужно. А дочь носит чужое имя.
Похоже, дочка действительно его. Сазерленда тогда не было в стране. Кристиан же был любвеобилен и беззаботен с женщинами. Господи, какое безумие! Нет, он никогда не думал о последствиях, считая, что все решится само собой. В данный момент все как-то уродливо перемешалось, и он не знал, что делать.
Если бы все шло нормально, его любовница продолжала бы спокойно спать со своим мужем. Отцовство Сазерленда не вызывало бы сомнений. Даже подозрения, если бы они возникли, не волновали бы Кристиана. Люди могут догадываться, но публично выразить подобное сомнение в отцовстве ребенка, рожденного в законном браке, нельзя.
Проклятая! Нужно было ей говорить о дочке своей семье! Если бы она промолчала, они приняли бы девочку как ребенка ее мужа и обращались с ней соответственно. Теперь, вот пожалуйста, они отправили и мать, и дитя подальше от семейного очага. Тем более, что его любовница — плохая мать, двое ее сыновей никогда не покидали Шотландию и она даже не упомянула, что видела их, когда была там. Похоже, что если она не добьется женитьбы на ней Кристиана, то девочку она тоже отправит в Шотландию. И, черт возьми, Кристиан не может ничего поделать. Он не имеет права признать ребенка своим, это преступная жестокость. Девочку лишат имени Сазерленда, она станет незаконнорожденным ребенком. Он даже не может сейчас содержать ее, ведь банк не оплачивает его чеки. А если его отправят туда, то и вовсе не о чем будет говорить…
Кристиан уронил голову на руки. Где-то далеко трещали фейерверки, слышались веселые голоса. Со шляпы на шею скатилась капля холодной воды, но он не пошевелился. Он повторял короткую молитву:
— Помоги мне! Я больше ничего не могу сделать сам! Аминь.
…Мэдди сидела на стуле в мраморном холле. Она собиралась дождаться его возвращения, а потом уйти. Она по-прежнему была в дорожном платье, переодеваться не хотелось. С улицы доносился шум. Она тоже твердила слова молитвы:
— Прошу тебя, Господи, пощади его! Пусть с ним ничего не случится. Господи, если на то твоя воля, пусть он придет домой!
Дарэм ушел разыскивать Жерво. Двое слуг, которые приехали с ними, тоже были направлены на поиски. Она бы и сама пошла, но Дарэм настоял, чтобы она осталась дома. К тому же Мэдди не знала, где искать Жерво среди праздничных толп. Шум и фейерверки постепенно стихали. Все дальше отступали хлопки и выстрелы. Улицы пустели, а его не было. Мэдди вздрагивала при звуке каждого экипажа, но ни один не остановился.
Она продолжала сидеть и молиться. Когда с шумом открылась входная дверь, Мэдди вскинула голову.
Кристиан вошел. Она подняла голову и поняла, что он никого не ожидал здесь увидеть.
— С тобой все в порядке? — спросила она срывающимся голосом.
— Мэдди, — сказал он, — капли воды блестели на его плаще и шляпе. Он был красив, высокий и темноволосый, с синими глазами, в которых была некоторая растерянность, словно он не очень понимал, что она здесь делает. Мэдди встала.
— Ты, наверно, голодный? Я кое-что разогрела. Могу принести сюда. Или пойдем на кухню?
Кристиан положил шляпу на стол, затем бросил туда и плащ. Плащ упал на пол, а Мэдди подняла его, стряхивая капли.
Когда она встала, Жерво подошел и взял ее за руки.
— Мэдди! — тихо сказал он.
Она закусила губы. Она так беспокоилась, что ей трудно было сдержать слезы, хотя сейчас это выглядело глупо. Она только тихо всхлипнула. Кристиан крепко обнял се.
— Прости! — шептала она. — Я не могу уйти от тебя, не могу.
Жерво крепче прижал ее к себе.
— Я так боялась, — сказала она, прижимаясь к нему. Кристиан прильнул щекой к ее волосам.
— Я… не достоин тебя, Мэдди. Видит Бог, не достоин.
Глава 28
Жерво отпустил ее к отцу, настояв на ее отъезде. Он не говорил, чего ему это стоило, и как страшно было оставаться одному среди врагов. Кристиан крепко поцеловал ее на прощанье. Мэдди взглянула на мужа с беспокойством, и он нашел в себе силы самоуверенно улыбнуться, чтобы успокоить ее. Он отправил ее в экипаже, который привез их сюда, вместе с двумя слугами. Кристиан, таким образом, оставался один в совершенно пустом дому. Это было странное ощущение, но само по себе не такое уж плохое. Мэдди оставила на кухне холодное мясо и хлеб. Был еще шоколад, который он сам мог подогреть. Дарэм предлагал остаться у него, но Кристиан хотел проверить свои возможности. Если он не сможет один прожить неделю в собственном доме, то нет особой надежды, что он сделает что-то большее.
Когда Мэдди уехала, он разжег угли в дальней гостиной и стал пить шоколад, прислушиваясь к шуму за стеной сада. Никто не приходил. Он не уведомлял свою семью, надо было сначала все продумать. А теперь новое осложнение! Удивительно, что она даже не заметила его состояния! Просто обвинила его во лжи, но и в его речи не заметила ничего странного.
Кристиан решил, что она слишком много болтает. Она любит его? Он не любил, когда женщины говорили об этом. Не верил.
Он вспомнил бледную Мэдди, сидевшую одиноко в мраморном зале и ждавшую его до предрассветных часов.
Кристиан не отпустил бы се, ему нельзя делать ошибки, ему нужна была методичная работа. Но у него возник план.
Жерво оделся для визита; только с галстуком у него ничего не получалось, пришлось взять широкую черную ленту, которую он сумел обернуть вокруг шеи и завязать.
В зеркале он видел себя почти в полный рост. Он медленно осматривал себя… Правую руку, правую ногу… Ему казалось, что он не совсем узнавал себя. Кристиан сжимал и разжимал руку в белой перчатке, соответственно двигалась рука в зеркале…
Позади него в зеркале отражался стол. На нем под бумагами стоял аккуратный деревянный футляр с пишущей машинкой, которую подарил ему инженер Марк Брунель для того, чтобы делать сразу две копии писем. Кристиан не часто пользовался ею. Его восхищал сложный механизм, но его собственный трудный почерк не было смысла перепечатывать. К тому же, его секретарь гораздо лучше справлялся с этим.
Но сейчас не было секретаря, и каким бы безобразным ни стал почерк Кристиана, надо было попытаться писать самому. Машинка, по крайней мере, вдвое сократит работу.
Жерво сел и снял футляр, подготовив машинку к работе. Брунель и его сын молодцы. Кристиан пользовался их плавучими доками и туннельным щитом. Он вкладывал деньги в строительство туннеля Ротерхит под Темзой — дьявольски рискованное предприятие, на которое Кристиан много истратил, прежде чем оно начало приносить прибыль.
С новой решимостью Жерво взялся за бумаги. Сначала, проверяя машинку, он напечатал: «Боже, храни короля». Прочитал. Все вроде правильно. Он посмотрел на копию, фраза съехала на один бок, и выглядела так: «Боже, храникороля». Сначала Жерво подумал, что машинка неисправна, но, присмотревшись, выругался. В его оригинале очертания букв и пропорции были искажены, хотя на первый взгляд все выглядело нормально.
Кристиан, склонившись ниже, начал работать, внимательно присматриваясь к буквам. Он начал писать «Ночь» и поймал себя на том, что пишет «в» вместо «ч». «Новь карнавала». Он исправил ошибку и потихонечку стал продвигаться вперед, исправляя ошибки или даже целые слова.