22 августа
Уже десятый час вечера, а её всё нет.
Всё.
Теперь все окончательно рухнуло.
Больше ждать не имеет смысла, она не придёт. Что случилось? А вдруг я чересчур поспешил, когда поцеловал её на прощание?
Так оно и есть…
Это поцелуй сыграл роковую роль. Какой же я всё-таки тупица, самовлюблённый, неотёсанный болван!
Надо уезжать отсюда, и, как можно скорее. Вся проблема в том, что я не могу не вспоминать о Дженни.
Сегодня мне уже начало мерещиться, что она ходит по Дому. Наверное, от сильного желания Её увидеть у меня разыгралось воображение.
И сейчас я полностью уверен, что кто-то находится за дверью.
Мне это совершенно не нравится.
Мне не нравится ожидание у окна, в тягучих, словно патока, сиреневых сумерках, когда предметы теряют свои обычные очертания и превращаются в уродливых гротескных существ. И ещё мне не нравится, когда они отбрасывают тени, потому что именно тени прошлого не дают мне спокойно…
Спокойствия больше не будет.
Нет, нет, все будет хорошо, я в этом уверен. Завтра с утра я заведу машину, сяду и поеду в город. Подальше, прочь от этих жутких монстров! Они приходят для того, чтобы забрать то, что осталось. Жизнь. Вместе с этим чёртовым Домом. Но они могут простить меня, если я буду постоянно вспоминать о Дженни…. Или нет, лучше я буду думать о Джине, а за это они оставят меня в покое…. Ведь вам это несложно, мои маленькие таинственные обитатели? Или все это делает сам Дом? Но тогда я жду, когда он откроет свои двери, чтобы впустить внутрь долгожданный цветок к сентябрю…
Успокойся, Ник. У тебя опять слишком разыгралось воображение…
Воображение…
Дженни часто говорила, что у меня слишком буйная фантазия, даже предлагала начинать писать книги. Но, опять же, говорят такие люди быстро и легко сходят с ума. Находясь в мире грёз большую часть времени, они не замечают, как перемещаются туда на постоянное место жительства. А меня такая перспектива совсем не устраивает. Тем более, я этого боюсь.
И все время боялся…
Дежавю…
23 августа. Ночь
Она всё-таки приходила!
Это произошло так неожиданно, что когда раздался стук в дверь, я подпрыгнул, словно меня ошпарили кипятком! И когда я открыл и увидел её, маленькую, худенькую и замёрзшую, у меня чуть не лопнуло сердце. На улице было прохладно, но она опять пришла в своём тоненьком, летнем платьице из голубой в чёрный горошек ткани.
Она бросилась мне на шею, содрогаясь всем телом, а я осыпал её лицо поцелуями. И она отвечала мне тем же.
Я подхватил её на руки, перенёс в комнату и продолжал целовать, целовать, целовать…
— Боже мой, Джина, — повторял я. — Куда ты пропала?
— Не спрашивай, любимый, — горячо шептала она. — Сейчас это совсем не важно. Главное, что я снова рядом с тобой.
О, в тот момент мы не стеснялись великих, красивых слов, они исходили из самых глубин наших душ, беря истоки в наших сердцах.
Когда первый пылкий момент прошёл, и мы, вдоволь нацеловавшись, остановились посреди комнаты, Джина легонько отстранилась, взяла меня за руку и молча подвела к дивану.
— Присядем, Ник, — тихо сказала она. — Нам надо поговорить.
От этих слов у меня сжалось сердце. Неужели я действительно услышу что-нибудь плохое, то, чего я так опасался услышать все эти дни?
Мы опустились на мягкий полустёртый плюш. Джина взяла мои руки и решительно посмотрела мне в глаза.
— Ник, — в её взгляде сквозила тоска. — Произошла одна не слишком приятная вещь.
Хотя я был готов практически ко всему, у меня внутри всё болезненно сжалось. Я судорожно сглотнул и едва заметно кивнул головой.
— Дело в том, — печально продолжала она, — что правительство перестало финансировать проект моего отца. И теперь эксперименты придётся прекратить. От этой новости я совсем потеряла голову, перепутала дни, поэтому и появилась так поздно…
Я почувствовал, что земля уходит из-под ног, а лёгкие падают в вечную мерзлоту поджелудочной железы.
— Это наша последняя встреча? — глухо выдавил я.
— Наверное, да. То есть, нет. То есть, не совсем. Извини, я совершенно запуталась. До того, как я сегодня появилась здесь, отец сказал, что может перебросить меня сюда ещё раза два, не больше. И то он не ручается за успешный исход последнего.
— Так… — голова моя упала, а плечи безвольно опустились. — Он знает, что в этом времени ты встречаешься со мной?